В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории - [50]

Шрифт
Интервал

В исторической литературе принято разделять три элемента так называемого «первого ополчения»: «земский» — его возглавлял Прокопий Ляпунов, «казачий» — атамана Ивана Заруцкого, и «тушинский» — воровского боярина Дмитрия Трубецкого. Что за человек встал во главе земцев? В те годы, когда измена почти перестала считаться чем-то предосудительным, предводитель рязанского дворянства Прокопий Ляпунов проявил прямо-таки незаурядный талант предателя. Изменил вместе с прочими Годуновым под Кромами, стакнулся с Болотниковым, изменил ему, стал служить царю Василию, принимал от Шуйского благодеяния, затем принял деятельное участие в его свержении, энергично поддерживал крестоцелование Владиславу, даже поставлял из Рязани продовольствие для польского войска, и вот, наконец, обернулся горячим патриотом, жаждущим освободить Москву от иноземцев.

Под начальством Ляпунова собрались ратники из Нижнего Новгорода, Ярославля, воеводы, стремившиеся к восстановлению государственного порядка, но земский элемент со временем неумолимо растворялся в казацко-воровской вольнице, вожди которой преследовали цели прямо противоположные земским, а именно, пользуясь случаем, вкусить славы, власти и богатства. И повинен в этом в первую очередь сам Прокопий, призвавший в ополчение всех разбору. Ляпуновских призывников И. Е. Забелин характеризует следующим образом: «Кроме холопов здесь были всякие воры, ерыжные и зернщики, и все это безыменное, гулящее, одним разом приобрело свободное имя казаков и наполнило таборы Заруцкого и Трубецкого»>{3}.

Крайне опрометчиво придавать этой компании патриотическое направление только на том основании, что триумвират выступил против засевших в Москве жолнеров гетмана Гонсевского и его подопечных из правительства Салтыкова-Андронова. По сути дела, весной 1611 года в окрестностях столицы произошло столкновение двух конкурирующих группировок тушинского лагеря. Первые в свое время порвали с Вором и переметнулись к Сигизмунду, вторые остались вместе с «цариком» и, как оказалось, поставили не на ту карту. Первые с помощью польских войск дорвались до власти и получили карт-бланш для безнаказанного грабежа целой страны; вторые почувствовали себя обделенными и решили, что настало время реванша. Так называемое «первое земское ополчение» — не более чем попытка предводителей калужского воровского двора поквитаться с недавними более удачливыми соратниками по Тушину под прикрытием национально-освободительных лозунгов. Что касается Ляпунова, то было бы странно, если бы Прокопий, не упускавший возможности вмешаться в любую мало-мальски значимую политическую заваруху (первый раз это произошло аж в 1584 году после смерти Грозного), на этот раз остался в стороне.

«Земский» статус ополчения также был украден. Первыми под Москвой появились именно земские ратники, созвавшие «совет всея земли», который упоминается в грамоте от 4 марта 1611 года, то есть еще до прихода отрядов Ляпунова к Москве>{4}. 30 июня 1611 года происходят выборы «всею землею» правительства во главе с триумвирами Ляпуновым, Трубецким и Заруцким. Однако авантюристы и честолюбцы редко ладят между собой. Альянс трех военачальников продержался всего три недели. 22 июля Ляпунова зарубили взбунтовавшиеся казаки. (Недобрая ухмылка Фортуны: Прокопий заигрывал с воровским сборищем и принял от их рук смерть, его брат Захарий выслуживался перед поляками, а те повесили его в лагере под Смоленском.) Триумвират превратился в дуумвират Трубецкого и Заруцкого. К этому времени ополчение утратило даже внешние признаки земского дела. Уже в августе 1611-го ополченцы покидают подмосковный табор, и «совет всея земли» спустя месяц после избрания начинает обслуживать интересы казаков и тушинцев.

Воровской вожак и разбойничий атаман становятся «великие Российские державы Московского государства бояре», составив в своем лице верховное правительство страны. Административная деятельность верхушки ополчения сводится к распределению и перераспределению между дружками и подельниками оставшихся в наличии материальных благ. Так в октябре 1611 года казаки просят «великих бояр» дать им «на прокормление» вместо Балахны другой город: очевидно, Балахну горе-освободители опустошили полностью. В ноябре 1611-го некто Иван Волков бьет челом Трубецкому и Заруцкому назначить его со товарищи «за бедность и службу» таможенными и кабацкими головами в Михайлове. Не трудно представить, как радел о службе сей назначенец. Спустя два месяца из Михайлова сообщили, что Волков на жалованье ратным людям жалованье не дает и причиняет земской казне убытки>{5}.

Несмотря на громкие титулы и обширные властные полномочия, Заруцкий и Трубецкой не чувствовали себя уютно в ранге правителей земли Русской, и как только в Ивангороде объявился очередной, третий по счету, Димитрий, они поспешили признать его власть. Случилось это 2 марта 1612 года. Позднее князь Трубецкой все-таки перейдет на сторону земства. Ивана Заруцкий до конца останется верен самозванческой идее, взяв под свою опеку Воренка — сына тушинского «царика» и Марины Мнишек, презрит бесшабашный атаман и саму безутешную вдовицу.


Еще от автора Максим Игоревич Зарезин
Последние Рюриковичи и закат Московской Руси

Каждая русская Смута порождает следующую, передавая своеобразную эстафету до наших дней. Московская Русь последних Рюриковичей, по мнению М.И.Зарезина, первая потерянная нами Россия – уникальная цивилизация, которая не погрузилась в океанскую пучину подобно Атлантиде, а растворилась в бурном потоке времени, в бескрайних российских просторах. Московская Русь – особая социально-политическая формация, отличная как от удельного княжества Даниловичей, так и от абсолютной монархии Годунова и первых Романовых.


Еретики и заговорщики. 1470–1505 гг.

В русской истории известны отдельные периоды, которые выделяются в ряду прочих насыщенной концентрацией ярких событий, выдающихся личностей, крутых поворотов, имевших судьбоносное значение для будущего России. Таково последнее тридцатилетие XV века. Это время разрыва с ордынской зависимостью и утраты новгородской вольности, жестоких внутренних распрей и беспрецедентного расширения внешних связей, брака московского государя с византийской принцессой и затяжного династического кризиса. Это время напряженных духовных исканий, жестоких идеологических споров, затейливых придворных интриг.


Рекомендуем почитать
Могила Ленина. Последние дни советской империи

“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.


Отречение. Император Николай II и Февральская революция

Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.


Переяславская Рада и ее историческое значение

К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.


Древнегреческие праздники в Элладе и Северном Причерноморье

Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.


Психофильм русской революции

В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.


Машина-двигатель

Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.


Уральская Гиперборея

Сокровенные предания о захороненных кладах и самоцветах, горящих колдовским огнем, сказы о Даниле-мастере и Хозяйке Медной горы — влекущей, обольстительной, щедрой, но в то же время смертельно опасной… Быть может, все это — лишь вымысел талантливого сказочника Павла Бажова? Автор этой книги, Валерий Никитич Демин, убежден в обратном: легенды Урала — бесценное наследие земли Русской — уходят корнями в глубочайшую, гиперборейскую древность. Книга, обнаруженная в архиве писателя и философа, публикуется впервые.


Тайны Русского каганата

Новейшие исследования в области археологии, нумизматики и эпиграфики подтвердили достоверность упоминаний в арабо-персидской литературе о загадочном Русском каганате, который долгое время неправомерно отождествлялся с Хазарским каганатом. Главный этнос этого военно-торгового государства составляли селившиеся в верховьях Донца и Дона сармато-аланы, оказавшие значительное влияние на славянские племена и образование Древнерусского государства. Именно земли Русского каганата после его гибели вошли в ядро Киевской Руси, оставив славянам имя «Русь».


Русы Великой Скифии

Эта книга потрясает и завораживает необычностью авторской концепции, масштабностью панорамы повествования. Перед читателем предстает евразийская история — от эпохи палеолита до наших дней. Теория суперэтноса русов, разработанная писателем и историком Юрием Дмитриевичем Петуховым, не просто оригинальна. Она представляет культурное наследие народов нашего Отечества, прежде всего русского, поистине великим и чрезвычайно важным для понимания всей эволюции человечества.


Древняя история казачества

Кто такие казаки? Потомки беглых крепостных, одно из сословий старой России, как обычно утверждает академическая наука? Или же их предки (по крайней мере часть из них) испокон веков жили в тех же самых краях — на Дону, на Кубани?.. Именно такой позиции придерживается автор этой книги — историк казачества, писатель и краевед Евграф Петрович Савельев. Привлекая колоссальный по объему фактический материал, со страстью и убежденностью истинного патриота он доказывает, что культура казачества во многих своих проявлениях уходит в глубины тысячелетий, что казаки — не случайные пришельцы на своей земле.