В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории - [38]

.

Но Франкенштейн восстал против своего создателя. Только самодержавие имело моральное и формальное право подчинять себе служилое сословие и обладало силой достаточной, чтобы обуздать энергию «чад Авраамовых», направить ее на общественные и государственные нужды. По мере того, как правящий класс выходил из-под контроля монархии, он все вернее вставал на путь борьбы с ней, заражая своим пагубным влиянием прочие слои населения. Нарождается тип русского революционера, который, по определению знаменитого нечаевского «Катехизиса», как и опричник, «человек обреченный»: «У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единственной мыслью, единственной страстью — революцией…Он живет в мире, чтобы его вернее разрушить»^{63}.

Опричнина и Смута — первые репетиции нечаевщины, репетиции тотального разрушения. Примечательно, что ненависть тушинцев вызывали не только непосредственные политические противники, но и все окружающее: «Охота за зверями сменилась теперь охотою за людьми, которых следы отыскивали гончие собаки; козаки, если где не могли истребить сельских запасов, то сыпали в воду и грязь, и топтали лошадьми; жгли дома, с неистовством истребляли всякую домашнюю рухлядь; где не успевали жечь домов, там портили их…. чтобы сделать жилища неспособными к обитанию»^{64}. Тушино Лжедмитрия II превратилось в такую же Анти-Москву, каковой в свое время была Александровская Слобода Грозного. «Воровство», примерявшее разные лики и личины — такая же Анти-Россия, каковой была опричнина. Подручные царя Ивоанна рыскали по стране во главе карательных отрядов, их сыновья вместе с казаками и литовцами сновали по тем же дорогам и тем же селениям, уничтожая все живое вокруг.

Глава четвертая Ветер и пустота

Итак, я смотрел, и не было никого, и между ними не нашлось советника, чтоб Я мог спросить их, и они дали ответ. Вот, все они — ничто, ничтожны и дела их; ветер и пустота — истуканы их.

Книга Пророка Исайи

Княжата против тушинцев

По другую линию противостояния, среди тех, кто сплотился вокруг правительства Василия Шуйского и последовательно боролся с воровскими силами, мы обнаружим людей не случайных, сходных происхождением, политическими взглядами, перипетиями служебной карьеры.

Воротынский Иван Михайлович — сын знаменитого военачальника, казненного Иваном Грозным. В 1585 г. князь Иван отправлен Борисом Годуновым в ссылку как сторонник Шуйских, в 1592 г. возвращен в столицу, пожалован в бояре и послан первым воеводой в Казань. Встречал Лжедмитрия, но участвовал в заговоре против него, воевал с Болотниковым. В июле 1610 г. Иван Воротынский и князь Борис Лыков соединялись с отрядами конных татар против поляков. Выступал против ввода польских войск в Москву. В октябре того же года арестован по подозрению в антипольском заговоре. Участник свержения Шуйского, просил его оставить государство и взять себе в удел Нижний Новгород. Воротынский был членом «Семибоярщины», считался кандидатом на престол^{1}.

Голицын Андрей Васильевич, потомок основателя литовского государства Гедемина. Его отец В. Ю. Голицын к моменту кончины Иоанна Грозного входил в Земскую думу. Князь Андрей был мало заметен в царствование Бориса Годунова, с 1603 г. находился на воеводстве в Тобольске, что было равнозначно почетной ссылке. При Самозванце Голицын вернулся в Москву и, очевидно, за заслуги старших братьев получил боярство. При Василии Шуйском Голицын выделился как ратный воевода. Один из участников битвы под Москвой с Болотниковым осенью 1606 г., а в декабре 1606 года нанес решительное поражение «ворам» при реке Восме. По отзыву летописца, при Восме бояре «многую храбрость показаху предо всеми ратными людьми»^{2}. Принимал он участие и в битвах под Москвой с тушинцами. Его личные отношения к царю не ясны: он называется в числе лиц, недовольных Шуйским и будто бы прямивших вору, но Шуйский, видимо, доверял ему, отправляя во главе передового отряда, против поляков весной 1610 г. После присяги москвичей королевичу Владиславу и ввода в город войск гетмана Жолкевского Андрей Голицын убеждал народ не бунтовать против поляков, хотя противился вводу иноземных войск в столицу при обсуждении этого вопроса «Семибоярщиной»^{3}. Убедившись, что Сигизмунд III, обманув ожидания москвичей, ведет себя как правитель России, стал конфликтовать с представителями короля. Ему приписывают следующую гневную тираду: «Паня поляки! Кривда большая нам от вас делается. Мы приняли королевича в государи, а вы его нам не даете, именем королевским, а не его листы к нам пишут, под титулом королевским пожалованья раздают, как сейчас видите; люди худые с нами, великими людьми равняются. Или вперед с нами так не делайте, или освободите нас от крестного целования, и мы будем промышлять о себе»^{4}. По оговору некоего попа Харитона (якобы князь сносился с Тушинским вором) был арестован поляками, а в день антипольского восстания 19 марта 1611 г. был ими убит.

Представители старшей ветви Гедеминовичей — князья Куракины — в годы опричнины попали в опалу. Участника заговора против Отрепьева,