В промежутках между - [25]

Когда я признался, что навещал больного Рязанова, он внимательно посмотрел на меня и, перейдя на «ты», сказал: «Врешь!» – «Не вру!» – «Врешь!» – «Не вру!» – «Докажи!» – «Поедем!»

Он посадил меня в люльку своего мотоцикла, и мы отправились к Рязанову. Уже полусонный, в пижаме, Элик очень радушно нас встретил, подтвердил мое алкогольное алиби и подарил лейтенанту свою книжку с трогательной надписью: «Замечательному гаишнику, простившему моего грешного друга». Мы вернулись на перекресток, и я на своей «Волге», эскортируемый лейтенантом на мотоцикле, дошкандыбал до дома. Так мой незабвенный друг своей неслыханной популярностью спас меня в предновогодье от бесправного автомобилизма.

Между нами

Олег Табаков

Появилась одна дама, которая была мила и заботлива и среди прочего написала мне записку следующего содержания: «Дорогой Олег Павлович! Гоните от себя всех фанаток! У Вас все впириди!!!» Вот и у тебя, дорогой мой Шура, все впириди! И дай нам Бог здоровья!

Обнимаю.

Я

Раньше фанатки назывались сырихами. Были целые концерны поклонниц. Например, у наших великих певцов Козловского и Лемешева были поклонницы «козловитянки» и «лемешистки».

Сырихами они назывались не просто так. Это связано с магазином «Сыр» рядом с домом Лемешева, куда они в ожидании кумира ходили греться.

Сырихи мстили своим кумирам. Не дай бог тот обратит внимание на какую-то приехавшую из провинции девочку. Самая страшная месть была, когда они бросали сахар в бензобак. От горловины бензобака до последнего жиклера в карбюраторе все превращалось в сгусток кошмара. И надо было снимать всю систему. Один раз я имел такое удовольствие.

Я фанат Табакова, я его «сыр» – завидую всю жизнь белой завистью блистательному спектру его великолепных талантов.

Тата, жена

Надеюсь, что за 64 года существования нос в нос, при наличии внуков и правнуков у нас возникли и какие-то другие связи, кроме телефонных, которые не обязательно переписывать из сердец в телефонную книжку.

Я

Как-то меня спросили: «Какую роль сыграли женщины в вашей жизни?» Ответил: «Они играли все женские роли».

1957 год. Было первенство каких-то вузов по плаванию. Моя нынешняя жена, а тогда перспективная невеста, училась в архитектурном институте. Каждый вуз должен был выставить на соревнование пять пловчих. В команде архитектурного института не хватило одного разрядника, и ее взяли. Она позвала меня на трибуны болеть. Забыл, на какую дистанцию они плыли, но ясно помню: уже раздавали вымпелы победителям, а моя все еще плыла. Я один сидел на трибуне и ждал, когда она наконец доплывет. Она выплыла и держит меня на плаву уже 60 лет.

Что я умею делать по дому? Я мог бы, например, очень талантливо выносить мусор.

У нас в высотном доме доживают несколько ветеранов и есть совет подъезда, состоящий из старых большевиков. К Октябрьской революции и к 8 Марта они вывешивают в подъезде написанные от руки разноцветными карандашами трогательные бумажки с наивными пожеланиями. И в конце обязательно: «Желаем успехов в семейной и личной жизни».

Есть миллион исследовательских версий, почему Толстой ушел из дома. Моя простая: остое… постоянные нравоучительно-накопительные претензии многовековой супруги…

Какая безысходно страшная картина-хроника: Софья Андреевна, которую не пускают внутрь привокзальной сторожки к умирающему Толстому, скребется в стекло домика, пытаясь что-то разглядеть. Весь мой жизненный опыт подсказывает мне, что она хочет прорваться к мужу, чтобы успеть сказать, как он в очередной раз не прав.

Владислав Третьяк

Каждая встреча с этим ироничным, обаятельным, непредсказуемым и остроумным человеком для меня – большой праздник!

Я

С разными видами спортсменов я дружил в своей жизни. Профессиональная принадлежность к тому или иному виду спорта всегда накладывает отпечаток на внешность, интеллект и словарный запас спортсмена. Владик совершенно выпадает из этого правила. Всю жизнь он занимался каторжным трудом защиты сначала советских, потом российских ворот. А когда снимал с себя доспехи, обнаруживал элегантного, интеллигентного и дипломатически изящного джентльмена.

В советские годы мы плотно дружили с хоккеистами. Анатолий Тарасов и Виктор Тихонов брали нас с собой на крупные соревнования. Это называлось «поддерживать дух». Банда была замечательная: Женя Мартынов, Володя Винокур, Иосиф Кобзон, мы с Мишкой Державиным… Помню, мы были в Канаде на первенстве мира. Там все хоккейные команды поселили в огромный отель и на обед и ужин собирали в одно время. И вот анфилада больших залов, и в каждом сидит команда какой-то страны. Между залами – двери. Шведы, финны, канадцы молча едят дозволенную еду – с суровыми лицами, поскольку выпить нельзя. А в зале нашей команды идет шикарный концерт – с шутками, смехом. И те ничего не могут понять.

Мишка Державин хорошо играл в хоккей. Он тогда был женат на дочери Буденного. Я привозил на дачу Семена Михайловича друзей-хоккеистов, и они играли двое на двое: Саша Мальцев с Державиным, а Валерка Харламов с моим сыном Мишкой. На даче в Баковке были каток, ворота и коньки. У Буденного угощали огромными мочеными арбузами, которые хранили в погребе на льду. И в замороженный арбуз громадным шприцем закачивали водку. Ни одна мировая экспертиза не раскусила бы этот допинг.