В присутствии врага - [12]

Он не общался с ней с того дня, когда она сказала, что беременна — много, много лет назад, через пять месяцев после той памятной конференции консерваторов, на которой они познакомились. Если точнее, познакомились они раньше, он знал ее еще по университету, знал лишь мимоходом, как сотрудника газеты, находил ее внешность в той же мере привлекательной, в какой ее политические взгляды — отталкивающими. Когда он увидел ее в Блэкпуле среди седовласых, в серых костюмах и большей частью с серыми лицами политических воротил от консервативной партии, то испытал в равной мере как симпатию к ней, так и отвращение. Но в то время они были коллегами-журналистами: он уже два года возглавлял «Глоуб», она была политическим обозревателем «Дейли телеграф», и нередко на дружеских вечеринках с коллегами они имели возможность столкнуться лбами и мнениями по поводу явного засилья консерваторов у рычагов власти. За тесными интеллектуальными контактами последовали контакты физические. И если бы это случилось только один раз, тогда можно было бы найти хоть какое-то оправдание — припишите это излишкам выпитого спиртного и избытку плотских желаний и забудьте об этом. Так ведь нет — их бурная скоропалительная связь продолжалась все время, до конца конференции. А в результате появилась Шарлотта.

О чем он тогда думал? К моменту этой конференции он уже около года был знаком с Фионой, собирался на ней жениться, поставил себе цель — завоевать ее доверие и сердце, не говоря уж о ее роскошном теле, и вот при первой же возможности он перепутал все планы. Правда, не до конца, потому что Ив не только не собиралась за него замуж, но даже и слушать не хотела о замужестве, когда он, узнав, что она беременна, впопыхах сделал ей предложение. У нее были свои планы — политическая карьера. И выходить замуж за Дэниса Лаксфорда — такой шаг в эти планы не вписывался.

— Бог мой! — сказала она тогда. — Неужели ты и в самом деле думаешь, что я свяжусь с королем желтой прессы только ради того, чтобы вписать в свидетельство о рождении моего ребенка имя мужчины? Ты, должно быть, еще более не в своем уме, чем этого требуют твои политические взгляды.

И они расстались. В последующие годы, когда она поднималась по ступеням власти, он иногда говорил себе, что Ив с успехом сделала то, чего сам он не сумел — прооперировала свою память и удалила из нее бесполезный придаток своего прошлого.

Но, как выяснилось, когда он позвонил ей, дело обстояло не совсем так. Возможно, существование Шарлотты не позволяло ей окончательно выкинуть его из памяти.

— Что тебе нужно? — спросила она, когда ему, в конце концов, удалось застать ее в кабинете главного партийного организатора в палате общин. — Зачем ты мне звонишь? — ее голос звучал тихо и отрывисто. В трубке слышны были и другие голоса.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— По правде говоря, я аналогичного желания не испытываю.

— Это касается Шарлотты.

Он слышал ее дыхание. Но голос ее не изменился.

— Она к тебе не имеет никакого отношения, и ты это знаешь.

— Ивелин, — поспешно проговорил он. — Я понимаю, мой звонок как гром среди ясного неба…

— И в удивительно удачный момент.

— Извини, я слышу, что ты там не одна. Ты не можешь перейти к другому телефону?

— И не подумаю.

— Я получил письмо. С разоблачением.

— Вряд ли этому стоит удивляться. Надо полагать, письма, разоблачающие тебя в чем-то, стали для тебя обычным явлением.

— Кто-то узнал.

— Что?

— О нас. О Шарлотте.

Это, видимо, испугало ее, но только на мгновение. Сначала она молчала. Ему показалось, он слышит, как она барабанит пальцами по микрофону телефонной трубки. Потом она резко проговорила:

— Чушь.

— Послушай. Просто послушай, — он прочел ей короткую записку. Выслушав, она ничего не сказала. Где-то там, в кабинете рядом с ней послышался взрыв мужского хохота. — Там написано: «первого ребенка». Кто-то об этом знает. Ты кому-нибудь говорила?

— Освобождена? — переспросила она. — Шарлотта будет освобождена?

Опять воцарилось молчание, и Лаксфорду показалось, что он почти слышит, как работает ее мозг, просчитывая возможный урон своему престижу и оценивая масштаб его неприятных политических последствий.

— Дай мне свой телефон, — наконец проговорила она, — я перезвоню.

Она действительно перезвонила, но на этот раз у телефона была совсем другая Ив.

— Дэнис, черт побери! Что ты устроил?

Ни плача, ни страха, ни материнской истерики, ни биения себя в грудь кулаком, ни ярости. Всего лишь несколько слов. И конец его надеждам, что кто-то блефует. Видимо, никто не собирался блефовать. Шарлотта действительно исчезла. Кто-то украл ее, кто-то или тот, кого нанял этот «кто-то», кто знает правду.

И эту правду нужно было скрыть от Фионы. За десять лет их супружеской жизни она сделала для себя святой обязанностью ничего от него не утаивать. Было невыносимо думать, что станет с существующим между ними доверием, если раскроется эта единственная тайна, которая у него есть от нее. Плохо уже одно то, что он стал отцом ребенка, которого так никогда и не видел. Но этому Фиона, может быть, и сумеет найти оправдание. Однако сделать ребенка в разгар ухаживания за ней самой, когда крепли их отношения, завязывались их узы… С этого момента она всегда будет рассматривать все, что между ними происходит, как разновидность фальши. А фальшь — это то, что она никогда не сможет простить.