В прицеле свастика - [6]

Над Ленинградом и Кронштадтом появились аэростаты заграждения. Гигантские тела их мерно покачивались на тонких, невидимых тросах. Истребители прикрытия стали летать не ниже трех тысяч метров.

В одном из полетов мы заметили над Карельским перешейком самолет — разведчик. Пересекая Финский залив, он держал курс с севера на юг — прямо на Кронштадт. Оставив товарищей прикрывать базу, я начал набирать высоту в надежде перехватить разведчика. Было около шести тысяч метров, когда стало тяжело дышать. Между тем кислородной маски в бортовой сумке не оказалось. На этих самолетах никто у нас на большую высоту не поднимался, и техник убрал маску за ненадобностью. Разведчик шел надо мной, на высоте около восьми тысяч метров. Скорость полета его была большой, и я понял, что мне его не перехватить, даже если бы у меня была кислородная маска.

Внимательно разглядываю вражеский самолет и по длинным гондолам вынесенных вперед моторов безошибочно узнаю Ю-88. Дышу, как рыба, выброшенная на берег. Перед глазами бегут зеленые, красные, желтые круги. Понимая, что это кислородное голодание и что я Вот-вот потеряю сознание, последним усилием делаю переворот. Самолет срывается вниз, но я больше ничего не вижу и не слышу. Прихожу в себя на высоте около двух тысяч метров. Машина в отвесном пикировании, в ушах свист. Вывожу самолет из пикирования. Руки и ноги дрожат. Инверсионный след Ю-88 уходит далеко на запад. На душе такая досада, что и не высказать. Подо мной Волосово и железная дорога на Нарву. Вон куда умахал в погоне за разведчиком! Представляю себе, как люди там, на земле, следя за моим полетом, укоризненно качают головами: «Эх, парень!..»

Восточнее нашего аэродрома — я увидел это издалека — что-то горело. На земле меня ожидала горькая весть: погиб наш боевой товарищ Петр Хрипунов. Возвращаясь с базы, он и Алиев заходили на посадку. В то же время пришел с задания летчик соседней эскадрильи Окопный на истребителе МИГ-3. Радио на самолетах нет, а на сигнальную ракету Окопный отреагировал поздно. На развороте он столкнулся с заходившим на посадку самолетом Хрипуноза. Беспомощно смотрели мы со стороны, как догорали останки двух машин… Близко подходить было нельзя: еще рвался боезапас.

— Вот и нет больше нашего Петра Фалалеевича, — сказал кто-то из летчиков. — А как он рвался в бой, как хотел сразиться с фашистами!..

Ужинали молча. Потом майор Новиков еще раз напомнил нам об осмотрительности в воздухе, о том, что после вступления Финляндии в войну на стороне фашистской Германии обстановка стала намного сложней. Эти слова командира вызвали оживленный разговор. Многие из авиаторов считали, что полку наверняка придется принять участие в обороне Карельского перешейка от возможного наступления финских войск.

В конце ужина к нам пришел адъютант эскадрильи лейтенант Аниканов. Аккуратный, подтянутый — настоящий штабист, он всегда в делах и заботах.

— Товарищи летчики, сообщаю приятную новость! Все замерли. Услышать новость, да еще приятную,разумеется, хотелось каждому.

— С сегодняшнего дня, — медленно начал Аниканов, — летный состав будет отдыхать в деревне Низино!

Последнее слово он произнес с особой торжественностью, как бы ожидая оваций.

Это и вся новость? — подал голос Сергей Сухов.

А что? — Аниканов сконфузился, глядя на наши не выражающие восторга лица.

Не знаю, — продолжал Сергей, — мы тут про войну, а ты нам про какой-то отдых толкуешь.

Вот если бы ты нас, Аниканыч, на настоящий фронт послал, где бы можно было драться с фашистами, — сказал Федоров, — это была бы действительно приятная новость.

Пользуясь случаем, мы обступили адъютанта, допытываясь, не намечается ли перебазирование поближе к фронту, нельзя ли перевестись в часть, ведущую боевые действия. Лейтенант Аниканов молчаливо выдержал все атаки, чтобы в конце концов изречь:

— Машина подана, прошу садиться!

Жаль было расставаться с обжитой землянкой. Но приказ есть приказ.

Остановилась наша машина в самом конце деревни Низино. Мы вошли в дом, возле которого стоял часовой. Интендантство позаботилось о нас. На кроватях сияли белизной подушки и выглядывающие из — под одеял простыни. Отдыхали мы в ту ночь на славу.

Утром Новиков и Исакович сообщили всему личному составу, что наши войска западнее Выборга вступили в бой с врагом. Теперь каждому стало ясно, что вскоре и нам предстоит драться с фашистами.

Ленинград готовился сражаться на два фронта. В результате общей перегруппировки сил кое-какие изменения произошли в нашем полку: осталось только три эскадрильи из пяти. Остальные были переданы другим частям и улетели на западные аэродромы.

Нашему звену еще сравнительно везло. Несколько дней подряд нам доверяли подняться в воздух первыми. Так было и на этот раз. Все мы (третьим в полет был послан младший лейтенант Годунов, летчик из звена Костылева) уже заняли свои места в самолетах, ожидая вылета на прикрытие базы. Но вылет был отменен. Поступил приказ поставить подвесные баки и явиться к командиру. Задача, которую мы получили, была необычной. Требовалось определить, где проходит линия фронта, как далеко фашисты от Ленинграда. Выслушав майора Новикова, мы удивленно переглянулись.