В преддверии философии. Духовные искания древнего человека - [17]

Точно так же, как воображаемое признается существующим в действительности, понятия обычно также овеществляются. Человек, наделенный смелостью или красноречием, владеет этими качествами почти так же, как имуществом, которое у него могут украсть или которым он может поделиться с другими. Понятие «справедливость» или «истина» выражается в Египте словом маат. Уста царя — храм маат. Маат олицетворяется в образе богини, но в то же время говорится, что боги «живут посредством маат». Это понятие представляется вполне реально: в ежедневном обряде богам подносят изображение богини вместе с другими материальными жертвоприношениями, едой и питьем, для поддержки их существования. Здесь мы сталкиваемся с парадоксом мифопоэтической мысли. Хотя она не знает мертвой материи и видит мир одушевленным от края до края, она не способна покинуть область конкретного и толкует свои понятия как факты, имеющие самостоятельное существование.

Превосходный пример этой тенденции к конкретности — представление первобытного человека о смерти. Смерть для него не есть событие, как для нас — акт или факт умирания, как толкует это понятие Вебстер. Она есть так или иначе вещественная реальность. Так, мы читаем в египетских Текстах Пирамид следующее описание начала вещей:

Когда небо еще не возникло,

Когда люди еще не возникли,

Когда боги еще не возникли,

Когда смерть еще не возникла…³

Точно в таких же выражениях корчмарка Сидури соболезнует Гильгамешу в «Эпосе»:

Гильгамеш! Куда ты стремишься?

Жизни, что ищешь, не найдешь ты!

Боги, когда создавали человека, —

Смерть они определили человеку,

Жизнь в своих руках удержали.

Прежде всего, заметим, что жизнь противопоставляется смерти и тем самым акцентируется тот факт, что жизнь сама по себе считается бесконечной. Только вмешательство другого* явления, смерти, обрывает ее. Затем отметим конкретный характер жизни, приписываемый ей в утверждении, что боги удержали жизнь в своих руках. Если кто-то склонен видеть в этой фразе фигуру речи, полезно напомнить, что Гильгамеш и — в другом мифе — Адапа получают возможность приобрести вечную жизнь, попросту питаясь жизнью как веществом. Гильгамешу показывают «растение жизни», но его выкрадывает змея. Когда Адапа всходит на небо, ему предлагают хлеб и воду жизни, но по совету коварного бога Энки он от них отказывается. В обоих случаях отличие смерти от бессмертия связано с усвоением конкретного вещества.

* * *

Коснемся здесь категории причинности, столь же важной для современной мысли, как и различие между субъективным и объективным. Если наука, как было сказано выше, сводит хаос восприятий к порядку, в котором типические явления занимают место в согласии с универсальными законами, то инструментом этого перехода от хаоса к порядку служит постулат причинности. Первобытная мысль, естественно, сознавала связь причины и следствия, но не могла сознавать нашего представления о безличном, механическом и закономерном действии причинности. Ибо мы в своем поиске истинных причин, т. е. причин, всегда приводящих к одному и тому же результату в одних и тех же обстоятельствах, далеко ушли от мира непосредственного переживания. Вспомним, что Ньютон открыл понятие тяготения и его законы, учитывая три группы явлений, которые для обычного внимательного наблюдателя ничем между собой не связаны: свободное падение предметов, движение планет и чередование приливов и отливов. Первобытный же ум не способен до такой степени отвлечься от чувственной реальности. Более того, наши идеи его бы не удовлетворили. Ища причину, он ищет, не «как», но «кто». Поскольку для первобытного человека мир явлений — это сталкивающееся с ним «Ты», он не ожидает обнаружить управляющий процессом универсальный закон. Он ищет целенаправленную волю, совершающую действие. Если река не разливается, она отказывается разливаться. По-видимому, река или боги разгневались на людей, зависящих от разлива. В лучшем случае боги хотят что-то сообщить людям. Тогда требуется произвести какие-то действия. Мы знаем, что, когда Тигр не разлился, царь Гудеа отправился спать в храм, с тем чтобы получить во сне сведения о причине засухи. В Египте, где ежегодные записи о высоте разлива Нила велись с самых ранних исторических времен, фараон тем не менее ежегодно преподносил Нилу дары в то время, когда он должен был разлиться. К этим жертвоприношениям добавлялся документ, и все вместе бросали в реку. В документе в форме приказания или договора были изложены обязательства Нила.

Итак, наш взгляд на причинность не удовлетворил бы первобытного человека ввиду безличного характера объяснений. Еще менее он удовлетворил бы его вследствие своей универсальности. Мы понимаем сущность явлений не за счет их особенностей, но за счет того, что делает их проявлением общих законов. Но общий закон не может оценить по достоинству индивидуальность каждого явления. А как раз индивидуальный характер явления сильнее всего переживается древним человеком. Мы объясняем, что определенные физиологические процессы вызывают смерть человека. Первобытный человек спрашивает: «Почему