В постели с Президентом - [43]

«Вы все еще хотите остановиться именно здесь?» спрашивает Джордж по-английски.

«Да».

«Хорошо».

Мы снимаем комнату на третьем этаже. Комната маленькая, но на двери висит обнадеживающий, массивный, фаллического вида засов. Джордж говорит — «Слушайте, мне нужно уйти на пару часов. Вернусь до рассвета. С вами все будет в порядке. Просто не зажигайте лишних свечей и не отпирайте дверь, если не услышите мой голос. Когда я выйду, задвиньте засов и забаррикадируйтесь. Можете?»

Я говорю — «Да, конечно».

Он говорит — «Так. Вы умеете пользоваться пистолетом?»

Я говорю — «Да».

Он говорит — «Вот вам пистолет. Стреляйте только если это совершенно необходимо. Увидимся через два часа».

И он уходит. Берет и уходит. Я делаю так, как мне велели. Запираю засов и тащу и пинаю всю мебель в комнате по направлению к двери. Получается гора. Последнее кресло я едва поднимаю — тяжелое. Сажусь в углу и сижу — кажется, целую вечность. Хорошо бы подремать, но не могу. Вместо этого я думаю о том, что мы с ним давеча обсуждали. Какой нынче год? Как зовут моего мужа? Ни малейшего понятия. Где я родилась? Это я, вроде бы, помню, хоть и смутно. Какая-то южная провинция, гостеприимная и скучная, как все деревенские поселения летом. Я знаю, поскольку недавно туда ездила что-то праздновать. Газеты написали — «Ее Величество Посещает Родные Места». Но ничего из того, что было в детстве, припомнить не могу.

Джордж — виноторговец… Меня будут искать… Зачем? Что я такого сделала? В политику я никогда не вмешиваюсь. Бумаг я, вроде, никаких никогда не подписывала, хотя черт его знает — может, забыла, как детство. Не думаю, впрочем. Почему же мне кажется что теперь, когда революционные силы взяли власть, они в первую очередь захотят найти меня и казнить при всех гражданах, публично? Я — символ, вот что. Как Мари-Антуанетт до меня — я символ.

* * *

Паспорт Винса так и не материализовался. Либо его куда-то засунула прислуга, либо он сгорел до прибытия пожарных. Лерой сделал несколько звонков и в конце концов выяснил, что паспорт можно организовать срочным способом, но, к сожалению, процедура занимает от двух до трех дней.

— Ты в меньшей опасности, чем мисс Форрестер, — сказал Лерой. — Можешь просто остаться в Нью-Йорке, или присоединиться к нам в Париже, когда будет готов паспорт.

— Я бы мог получить паспорт в один день в Стамфорде, — сказал Винс.

— Ага. Мог бы. Езжай туда завтра и займись. Мисс Форрестер, я звоню в самолетную компанию.

— В какую?

— В ту, у которой для нас с вами есть два места. Перестаньте задавать мне дурацкие вопросы. Не встревайте. Не ваше дело.

В аэропорт ехали на такси. Шофер родом из Пакистана желал беседовать, но Лерой яростно велел ему заткнуться [непеч.]. У тоннеля, ведущего в самолет, Лероя и Гвен попросили снять обувь и любые имеющиеся пряжки. Бляха Лероя вызвала замешательство, равно как и его револьвер. Лерой хотел взять всех одной лишь наглостью, но таможенники стояли на своем. Вызвали полицейского, который, с помощью контактированного отделения, в коем работал Лерой, забрал у него пистолет на хранение.

— Чувствую себя голым, когда я без оружия, — объяснил Лерой, когда они с Гвен уселись в самолете. — Наличие пистолета очень помогает человеку с моим темпераментом. Быстро сводит на нет любые глупости, как, например, необходимость объяснять что-то дуракам, которые отказываются входить в положение. Мерзавцы.

Некоторые из пассажиров по соседству явно почувствовали неудобство.

Улыбчивая стюардесса разнесла сперва аперитивы, а затем обед. Гвен попробовала рагу. Лерой залпом выпил несколько рюмок, закурил, и вступил в яростный спор с добровольными представителями антитабачного лобби, включающего некоторых членов экипажа.

— Высадите меня из самолета, — предложил он. — Или развернитесь и летите обратно. А можете просто пойти [непеч. ], это самое мудрое решение.

К тому времени, когда прибыл наконец капитан, чтобы выяснить, что происходит, Лерой уже докурил и теперь тушил окурок в пепельнице у своего кресла — пепельницы эти были обломок эпохи, отголосок тех времен, когда пассажирам разрешалось курить, пролетая над Атлантикой.

В аэропорту Шарль де Голль Лерой заставил Гвен взять со счета какие-то наличные и велел ей объяснить шоферу такси, что пунктом назначения является Латинский Квартал.

— Мне часто придется пользоваться вашими лингвистическими навыками, — сказал он. — По-французски я не знаю ни слова. Очень неудобно, все-таки, не иметь высшего образования. Пожалуйста, не сверкайте так на меня глазами.

Гвен сказала шоферу, чтобы он ехал к Пляс Сен-Мишель. Он согласился на китаезированном французском. Включив скорость, он прокомментировал погоду и пробки, и начал вслух подыскивать к ним аллегории.

— Эй, ты по-английски говоришь? — неожиданно спросил Лерой.

— Я по-английски говорю, — подтвердил шофер, улыбаясь счастливой китайской улыбкой.

Не дав ему начать монолог на этом языке, Лерой вынул бляху и сказал:

— Я из Интерпола и я хочу, чтобы ты заткнулся [непеч.]. Нет, ты не понял, да? Заткнись [непеч. ]! — зарычал он.

— Вас не остановить, однако, — заметила Гвен.

— Терпеть не могу слушать таксистов, — объяснил Лерой. — Ужасно неудобно это, да еще ведь нужно кивать и даже вербально с ними соглашаться все время, и сочувствовать их скучным проблемам. Слушайте, как только скинем багаж, давайте пойдем куда-нибудь и выпьем кофе. До завтрашнего утра нам тут совершенно нечего делать.