В постели с незнакомцем - [3]

Уорикшир, весна следующего года

— Мама, посмотри, лебеди сели высиживать яйца.

Филиппа улыбнулась. Ее дочка вприпрыжку бежала по коридору, а за ней гналась няня.

— Разумеется, мама придет и посмотрит, моя драгоценная.

Филиппа последовала за дочкой к выходу. Она улыбнулась, увидев, как ярко засияли на солнце волосы Мэри. Она была полностью голубых кровей. Все в ней было красивым и благородным.

Не в пример этой ублюдочной девчонке, рожденной Айви.

Ее дочь была абсолютным совершенством и законнорожденной. Радость наполняла ее сердце, когда она думала об этом, но тут же угасала, стоило лишь ей увидеть во дворе Айви. Эта потаскуха снова ходила с большим животом, и люди шептались, что на сей раз она вынашивает мальчика.

— Посмотри, мама!

Мэри показала пухлой ручкой на лебедей, но в этот момент Филиппа смотрела только на любовницу мужа, устремив на нее недобрый взгляд.

Элис, ее компаньонка, тихонько сказала:

— Вы должны пересмотреть свое решение, миледи, и снова пригласить на свое ложе мужа.

Филиппа резко повернулась в сторону Элис, но компаньонка твердо встретила ее взгляд, к явному неудовольствию Филиппы. Элис, по существу, воспитала ее, и неодобрительное выражение на ее лице ей было нежелательно видеть даже как хозяйке дома, каковой она была сейчас. Внутренне она все еще иногда чувствовала себя маленькой девочкой, которая была ответственна перед Элис и подчинялась ее дисциплине.

— Он может отправить вас назад к вашему отцу с разводом, миледи. Это ваш долг. Вы должны подарить ему сына.

— А что, если я снова рожу бесполезную дочь? — с содроганием произнесла Филиппа. — Ты ведь слышала повитуху, Элис. У меня слишком узкие бедра, Если бы Мэри была чуть покрупнее, я не смогла бы…

Филиппе было страшно закончить фразу. Элис сочувственно покачала головой.

— Миледи, первый ребенок всегда рождается трудно. Подарите лорду сына, и ваше положение сделается прочным и надежным. Пусть девица Коппер рожает остальных.

Все тело Филиппы содрогнулось, когда она крепко сжала бедра под юбкой. Даже при одной мысли о родах ее тело каменело и холодело, словно ледяная река зимой. Она не сможет этого сделать. Она хочет жить. А не умереть в луже собственной крови.

— Я не сделаю этого, Элис. Я никогда не окажусь снова на ложе моего мужа! Клянусь! Даже если он намерен отправить меня назад к моему отцу.

Филиппа почувствовала, как по ее щекам потекли слезы, когда она снова посмотрела на Айви. Ее сердце наполнила зависть. Она не препятствовала этому чувству, поскольку оно прогоняло ее страхи. Ею все больше овладевала ненависть. Все больше возрастала антипатия к Айви и ее детям за то, чего они лишили ее.

Она ненавидела их. Ненавидела, ненавидела… ненавидела.

Глава 2

Замок Уорик, 1602 год

— Поторопись, Анна. Хозяйка сегодня не в настроении.

— Как будто бы это в новинку.

Джойс бросила суровый взгляд на свою подопечную и нахмурилась.

— Придержите язык, мисс. Она ваша старшая, стоит над вами, поставлена Богом.

Анна не стала возражать, продолжая балансировать подносом с утренней едой для хозяйки дома. Ей в самом деле нужно было держать язык за зубами. Но не ради себя. Ее мало интересовали собственные блага, дело было в маленьком ребенке, который был бременем для ее матери. Леди Филиппа накажет не только ее. Она перенесет гнев также на ее мать.

Вздохнув, она поторопилась за Джойс в западное крыло, чтобы донести еду на подносе теплой к моменту, когда хозяйка просыпается. Блестящие куполообразные крышки из серебра накрывали блюда, предназначенные ей на завтрак. Драгоценный металл нагревали над огнем, прежде чем накрыть им каждое из блюд.

Сама Анна поднялась с первыми проблесками зари, чтобы затем присутствовать при пробуждении хозяйки дома. Эта обязанность перешла к ней сразу после того, как она вступила в период отрочества. В первые месяцы у нее болели запястья от тяжести подноса с серебряными крышками, но сейчас она чувствовала себя вполне нормально. Филиппа приказала, чтобы Анна одевала ее каждое утро и спала в девичьей спальне позади кухни под присмотром экономки. Никаких свиданий быть не должно. Она должна сохранить девственность.

Причина была простой. Даже у незаконнорожденной кровь была в значительной степени голубой. Филиппа могла испытывать неприятие даже при одном виде ее и ее братьев и сестер, но она была хозяйкой дома. Она ничего не хотела терять, все у нее было на учете. Кровь Анны могла оказаться полезной при совершении некоторых брачных договоренностей. Находились захудалые рыцари, которые очень ценили благородную, голубую кровь в жене. Не исключено, что Филиппа могла бы использовать ее и как куртизанку, удовлетворяющую причуды некоторых богатых купцов. Но что именно было у нее на уме, она пока не предавала гласности.

Итак, Анна молча стояла, когда полог над кроватью раздвинулся, и Филиппа повернула голову, чтобы посмотреть на собравшихся служанок. Она скользила взором по каждой, разглядывая их одинаковую одежду, начиная от головного чепчика и кончая нижней кромкой платья. Филиппа ничего не упускала. Кажется, ее губы никогда не улыбались.

Картина, висевшая в нижнем зале, запечатлела ее в юности, когда она была еще невестой, но в женщине, которую Анна видела сейчас, не осталось той живости и в помине. Анна наблюдала за Филиппой сквозь ресницы, в то время как шеренга горничных в почтении склонила перед ней головы.