В поисках забвения - [10]

В XVII веке европейцы сделали важные открытия не только в географии, но и в медицине. Большой вклад в историю наркотиков внес английский врач Томас Сиднем (1624-1689), которого называли «Шекспиром от медицины». В 50-х годах XVII века он учился в Монпелье, столице французского департамента Лангедок. Врачи Монпелье специализировались на стимулирующих препаратах и критиковали своих парижских коллег за увлечение кровопусканием и очищением кишечника. Южнофранцузская школа предпочитала не героические меры, а тонизирующие средства. Своей репутацией Сиднем отчасти был обязан экспериментам со стимуляторами. Он готовил умеренно тонизирующие средства из гвоздичного сиропа, лимонного сока и других ингредиентов. Более сильные стимуляторы включали гасконский порошок, безоар, гиацинт, патоку Венеры и тому подобное. Но в 60-х годах его стимуляторы готовились, главным образом, из раствора опиума в алкогольных напитках. Такие настойки он популяризировал под названием «laudanum». Не нужно путать их с чисто опийной настойкой, которую веком раньше Парацельс назвал тем же именем. Лекарство Сиднема содержало две унции опия и одну унцию шафрана, растворенных в полулитре канарского вина или шерри и смешанных с драхмой (3,888 г) молотой корицы и гвоздики. Перед употреблением настойку оставляли на два-три дня в паровой ванне. Это лекарство представляло особый интерес для врачей. Как объяснял Томас Уиллис, в отличие от опийных таблеток (которые приносили больше вреда, чем пользы, и вызывали у некоторых отвращение), дозу жидкой настойки можно было легко скрыть от пациента, а если добавлять ее в другой алкогольный напиток, то она имела не снотворный, а стимулирующий эффект.

Расхваливая свою настойку, Сиднем не жалел красноречия. В 1676 году он опубликовал в Лондоне на латинском языке трактат «Медицинские наблюдения по истории и лечению острых заболеваний». В ней, говоря о дизентерии, он делает отступление: «Не могу не остановиться, чтобы воздать хвалу Господу нашему, подарившему миру все лучшее и даровавшему человечеству опиум для утоления недугов. Нет лекарства лучше опиума, как при врачевании некоторых болезней, так и по эффективности излечения».

И далее:

«Опиум является таким необходимым инструментом в руках искусного врача, что лекарство без него будет неполным. Тот, кто хорошо понимает это средство, сделает с его помощью гораздо больше, чем с любым другим. Применять его ради сна, или утоления боли, или прекращения диареи означает знать его только наполовину. Опиум, как дельфийский меч, можно использовать в самых разных целях. Из тонизирующих препаратов он лучший из всех, что были обнаружены в природе. Я чуть было не сказал «единственный».

Бездумное назначение опиатов, а также других, открытых позже лекарственных средств, вызывало физиологическую зависимость. Отчасти Сиднем признавал это, когда говорил о «необдуманном врачевании». Он предупреждал о вероломной природе опиатов и об опасных последствиях их применения. Чрезмерное увлечение опием было глупым и бесполезным занятием. Поэтому, несмотря на все свои пристрастия, Сиднем старался ограничивать применение опийных настоек: «Если после сильного жара силы пациента подорваны (а это часто случается с истеричными женщинами), я старался поднять дух небольшой дозой опийной настойки. Однако я редко давал ее повторно».

Тем временем Томас Уиллис, врач, который открыл сахарный диабет, изобрел собственную настойку опия. Он использовал ее для лечения расстройств сознания, конвульсий, подагры, камней в почках, нерегулярного стула, рвоты, колик, плеврита и заболеваний дыхательной системы. Уиллис считал, что опиум побеждает часть животной силы человека в мозге и вызывает здоровый сон, который сам по себе является лучшим лекарством. По его мнению, опиум снижал жар и одолевал болезни, которые во множестве присутствуют у каждого человека. Он писал, что животные силы, такие как Дикие лошади, мчатся вперед и назад, либо перепрыгивают ограды, в то время как их следует сдерживать с помощью опиума. Однако этот наркотик не следовало прописывать больным туберкулезом, при изъязвленных легких, параличном треморе и апоплексии. Хотя умеренность в использовании опиума рекомендовал еще Сиднем, именно Уиллис впервые заговорил – открыто, упорно и настойчиво – об опасности бесконтрольного применения этого наркотика. Он говорил, что ангельское лицо опиума необычайно соблазнительно, но если взглянуть на его обратную сторону, то можно увидеть дьявола. В этом всеисцеляющем лекарстве столько яда, что при частом или постоянном его использовании ни в коем случае нельзя чувствовать себя уверенно и безопасно. Люди, принимающие чрезмерные или неуместные дозы, либо укорачивают себе жизнь, либо делают себя несчастными, поскольку наносят вред своим первостепенным качествам. Опасность применения опиума была для Уиллиса тем более очевидной, что в Англии эпохи Возрождения не было ни одного знахаря, ни одного врача-шарлатана, ни одного жалкого брадобрея, который не объявил бы себя сторонником опийной настойки. При легком заболевании такие лекари – если они прописывали опиаты – становились подлыми глупцами, так как их лечение вело к трагедиям. Как и Шарден, Уиллис предупреждал о стремлении пациентов увеличивать дозы наркотика. Он рассказывал студентам Оксфордского медицинского колледжа, что знал женщину, которой врач прописал принимать на ночь через день один – два грана (0,065 – 0,13 г) лондонской опиумной настойки. Почувствовав, что лекарство ей помогает, она постепенно увеличивала дозу и, в конце концов, принимала по 12 гран. Уиллис объяснял это тем, что человек привыкает к лекарству, и его природа требует все большего количества. Поэтому пациент не может заснуть или почувствовать облегчение, если принимает меньше той дозы, к которой привык.