В поисках ветра силы - [10]
Когда мы сидели под ясенем, слушая шум столетней вербы над крышей дома и наслаждаясь чувством отсутствия времени, казалось, что так будет всегда. Но скоро жизнь направила наши дороги в разные стороны, а вино было незаметно выпито той же осенью или зимой. Давно уже нет того дома на горе, и ясеня тоже нет, как нет и самого Трахтемирова. Поистине, "де ми жили, ростимуть без наймення пальми..."
Но вот закончилось лето. Разъехались друзья и перестали ходить по Днепру "метеоры". Дом на горе, ещё недавно скрытый среди буйной зелени сада, белел теперь среди голых опавших деревьев, просматриваясь со всех сторон. Потом настала совсем мрачная пора с туманами и дождями, бесконечно барабанящим по крыше. Но я упорно продолжал ездить сюда, пользуясь душным, набитым людьми и вонючими мешками автобусом, долго ползущим по ухабистым дорогам. Это был сильный контраст по сравнению с летними поездками на белом быстроходном корабле на подводных крыльях, но что-то властно влекло меня в Трахтемиров, заставляя терпеть все неудобства. Даже в сырую холодную погоду я не мог в свободные дни спокойно усидеть в городе - мне казалось, что в это время там что-то важное проходит мимо меня и я упускаю свой шанс.
Однажды в начале зимы я решил отправиться в Трахтемиров, но погода неожиданно испортилась, пошел дождь с мокрым снегом, автобус пришел в соседнее село поздно вечером и пока я ночью добрался до порога хаты, то полностью промок и сильно замерз. Я залез на печь, протопив ее дубовым бревном, но это уже не помогло и на следующий день я почувствовал себя больным. За окном бушевал ветер и шёл дождь; снег превратился в жидкое месиво, а дороги - в канавы с талой водой. Болела голова и, судя по всему, была высокая температура.
Единственное спасение я видел в том, чтобы ничего не есть и каждый час пил липовый чай. Летом я собрал много липового цвета на склонах гор над Монастырцом и сейчас у меня был довольно большой мешочек с золотистыми высохшими цветами, сохранившими свой запах.
Но болезнь усиливалась и состояние было бредовым. Ночью мне не спалось, я вставал, зажигал свечу, пил липу, а временами, в минуты прояснения сознания, пытался читать одновременно несколько книг, случайно оказавшихся в хате. Одна из них была "Тайная доктрина" - в те времена большая редкость, огромный том в тысячу страниц, опубликованный в Риге в 1938 году; а еще две или три - потрёпанные художественные книги українською мовою со штампом "Шкiльна бiблiотека села Пшеничники".
Из этих книг я выписывал понравившиеся мне фразы на обрывках бумаги из каких-то старых сельских тетрадок, которые потом перемешались, как смешивались в моем бреду странные ночные слова...
О, цi нiчнi слова! Вони як шепiт вiтру, i шепiт цей не має нi початку нi кiнця...
"...пошли їм долю, що не знає спину...", адже "кожна людина - мов джерело", i здатна "свiт прикрашати просто iснуванням..."
А за окном шумел ветер, и потрескивала свеча на столе...
"На тлi небес, в туманi золотiм, чужi життя, вашi любовi й бiди... незборимi на вiтрищах долi... сотнi лiт шляхи безсмертя... в цей спраглий свiт..."
И золотой липовый цвет... этот медвяный запах... барви янтарного лiта...
"прохолодний листок подорожника на ранi..." я все пил и пил липу, мучимый жаждой и жаром... "вiднинi спрага ця лишається в меня назавжди... на березi рiки... що протiкає крiзь нас неминуче мов доля... i кличе за собою у нескiнчену путь"...
"Прамати є вогнена риба життя. Вона мече iкру i своїм диханням нагрiває її.
Зерна iкри притягуються одне до одного, утворюючи згущення в океанi простору.
Великi згущення об'єднуються i утворюють новi зерна iкри у виглядi вогняних точок, трикутникiв i кубiв..." "...у рiчищi вiчного плину"... чому життя на трепет хвилi схоже, мов листя лепет, мов весни цiлунок..."... "земний вогонь є найбiльш чистим i досконалим вiдображенням Единого Полум'я як на небi, так i на землi. Це є життя i смерть, початок i кiнець кожної матерiальної речi..."
"води джерельної хотiлось, неначе птаховi небес..."
"... вiзьми просту лампаду - вiд неї ти зможеш запалити вогнi, свiчi i лампади всього свiту. Нею ти зможеш пiдпалити весь свiт - а вогонь в лампадi вiд того не змiнюється..."
"... i тодi миле все, що робить життя приємним: лiчити зорi, пити воду, спiвати..."
"В нашому сонячному свiтi Едине Iснування - це небо i земля, корiнь i квiтка, дiя i думка. Воно в сонцi так само, як i в найдрiбнiшiй комасi..."
О, этот бред долгих зимних ночей!
Но через несколько дней золотой липовый тук, этот медвяный тук "янтарного лiта"
сделал свое дело, и болезнь отступила. С тех пор я стал поклоняться божеству липы, янтарно-прозрачному, бесформенному, густому и текучему, опьяняющему своим ароматом и обещающему вечное забвение. И тогда этот дух, сокрытый в зеленых летних кронах и в золотой прозрачности меда, повелитель пчёл и обладатель самой густой тени в зной Великого Полдня стал моим покровителем.
В те дни я много размышлял о событиях прошедшего лета и понял, что со мной произошло нечто, быть может действительно самое важное в моей жизни. Не хотелось примириться с тем, что лето закончилось, и понять, что дело не в трахтемировской хате, не в ясене и даже не в Зарубиной горе, а только в том нечто, которое властно прикоснулось к нашим душам - вкус реальности, чувство настоящего, чувство неуловимой подлинности мира... Это нечто было подобным далёкой звезде, а люди ставшие когда-то причастными к нему кометам, притянутым этой звездой, описавшим вокруг неё свои траектории и уходящим теперь вдаль, чтобы никогда не вернуться. Но теперь их путь и судьба изменены притяжение этой звезды.
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.