В поисках вечного града - [3]

«Весьма рано утром спешили мироносицы ко гробу Твоему с рыданиями, но пред ними предстал Ангел и сказал: кончилось время рыданий, не плачьте, но идите и скажите апостолам о Воскресении Его».

Плакали и сами апостолы, грубые, казалось бы, рыбаки, ибо поверить в то, что Христос воскрес, и понять, что это значит, совсем не просто. И вообще мы сегодня с такой лёгкостью восклицаем «Христос воскресе» только по одной причине: потому, что плохо вчитываемся в Евангелие и не пытаемся проникнуть в тайну состояния Его учеников в те дни…

Не случайно перед пасхальной утреней возле закрытых ещё дверей храма у греков читается начало 16–й главы Евангелия от Марка (у нас этот момент пасхальной утрени утрачен), заканчивающееся словами: «И никому ничего не сказали, ибо боялись». Я вспомнил об этом во время отпевания в Светлый понедельник и сказал молящимся о том, что проникнуть в тайну Воскресения нам очень трудно, особенно когда сталкиваешься с реальным горем. Но трудно было и ученикам Иисуса, ибо их горе было именно таким — абсолютно реальным. Вот почему в древности пасхальное богослужение было наполовину печальным. Его настроение в составе сегодняшней пасхальной службы лучше всего передаёт песнь «Плотию уснув яко мертв», в которой ясно слышится и боль, и горе.

Эта боль есть сопditio sinе quа non, или непременная составляющая пасхальной радости, о чём мы, в отличие от первых христиан, увы, очень часто забываем. В результате праздник теряет весь свой смысл и растворяется в чисто секулярном веселье и бесконечных застольях.

К счастью, есть «день великого молчания» — Великая суббота с её удивительной, полной света и боли литургией и строгим постом. Во всех смыслах этого слова особенный день, который сегодня на Руси много больше похож на день Святой Пасхи Христовой, чем само наступающее вслед за ним воскресенье.

О ПАСХАЛЬНОЙ РАДОСТИ

В своих воспоминаниях об отце Алексие Мечеве инокиня Мария (Тимофеева) рассказывает, как однажды ей"пришлось спросить батюшку:"А почему иногда не в полном совершенстве вкушаешь эту радость Пасхи, жалеешь о днях поста и в особенности о страстной седмице?" — "Это потому, — ответил мне батюшка, — что мы с тобой еще не совершенны, не способны воспринять рай… Пасха — это служба райская, а нам ближе покаяние, так как мы не совершенны"".

О феномене, на который обратила внимание инокиня Мария, и теперь часто приходится слышать от верующих людей, сетующих на то, что постом, в дни Святой Четыредесятницы и Страстной недели, они чувствовали в себе и силы, и бодрость, и какой‑то внутренний подъём. Действительно, пост — это время напряженного труда. Именно поэтому, продолжают они, в эти недели удалось немало сделать и, главное, почувствовать близость Божию, а теперь, в дни Святой Пасхи, на смену этому подъему пришла какая‑то вялость, расслабленность и"размагниченность". Так или иначе, разумеется, в разных словах, но об этом"пасхальном синдроме"говорят почти все.

"Нам ближе покаяние", — ответил на вопрос Марии о. Алексий. И не только в силу нашей греховности, но и по той причине, что покаяние всегда, как любил говорить о. Алексий Мечев, ставит нас лицом к лицу с задачами не всегда простыми, но во всех случаях жизни предельно ясными. Покаяние — это всегда работа. Преодоление лени, освобождение от разного рода навязчивых мыслей и страхов, что живут внутри нашего"я". Обуздание всякой страсти — зависти, злобы, ненависти, вожделения и так далее.

Кроме всего прочего, покаяние неминуемо выливается в просто честную работу, которую каждый из нас выполняет среди коллег и друзей, дома и на службе. И последнее: всё, что требуется от нас при покаянии, довольно просто выразить в словах. Что же касается пасхальной, или"райской", по выражению о. Алексия, радости, то здесь всё оказывается бесконечно сложнее.

Прежде всего о радости невозможно рассказать словами. Не случайно же Данте, рассказывая о том, что переживает человеческая душа в раю, восклицает:"oh ineffabile allegrezza", что означает:"о восторг невыразимый". Слово"ineffabile" происходит от латинского глагола"fari","говорить", поэтому в сущности его следовало бы переводить как"невыразимый посредством слова"("несказуемый").

Эта та самая"радость неизъяснимая", о которой говорит апостол Пётр (1 Петр 1:8). Об этом же пишет апостол Павел (2 Кор 12:4), рассказывая о человеке, который"был восхищен в рай и слышал неизреченные глаголы, которых человеку нельзя пересказать". В греческом языке слово"нельзя"("ук эксон") в данном контексте может иметь два значения:"не позволено"и"невозможно". Древнему человеку, воспитанному на языческой культуре и рассказах об элевсинских мистериях и других тайных культах, разглашать информациюо которых было строжайшим образом запрещено, разумеется, ближе было первое, дисциплинарное значение. Поэтому на латыни в большинстве рукописей и практически во всех изданиях Нового Завета это место передается как"non licet" — "не позволяется".

Исключение составляет текст, изданный в 1529 г. в Виттемберге, где это место выглядит следующим образом:"слышал неизреченные глаголы, которые человек не может (non potest homo) пересказать". Из каких именно рукописей пришло это"не может"в виттембергское издание Нового Завета, в настоящее время не установлено, однако именно так понимали это место христианские мистики (в частности, Бернард Клервоский), которым, как и апостолу Павлу, были глубоко чужды любые представления о христианстве как об особом знании, открывающемся лишь посвященным. Так понимают его и многие современные экзегеты, в том числе и епископ Кассиан (Безобразов): Павел говорит о том, что выразить в словах невозможно при всем желании. Oh ineffabile allegrezza!