В поисках света - [4]

Мы живем в иллюзии, что мы свободные существа, и совершенно не помним, что мы сделаны из людей. А люди — это жизнь, социум, социальное наследование, социальная суггестия, социальное давление, та или иная политическая система. Социум — это вечное, это Великое Среднее человечества. «И сжег он то, чему поклонялся, и поклонился тому, что сжег». Спасибо тебе, морковка, что ты довела меня до места, где я смог рассмеяться над всем этим. Но не злобным смехом разоблачителя, не ироническим смехом сатирика, а рассмеяться радостным смехом оттого, что свободен, больше морковок нет. И вы вольны отныне делать все, что хотите. Вам не надо никуда бежать, вам не надо ничего достигать, вы уже всего достигли, морковка съедена. Без этого события шансов что-то узнать и постичь из того, что завещали нам наши замечательные друзья Будда, Иисус, Магомет, Рама Кришна, Вивекананда и т. д. и т. п., нуль целых, нуль, нуль, нуль, нуль, нуль, нуль. Так что вперед к просветлению.

Вопрос: Можно ли сказать, что вы не верите в духовные ценности, тексты, практики?

И.Н.К: Конечно, конечно, я свято верю, что все это существует, что это возвышенные ценности. А иначе бы я не шел. Ведь это мудро устроено. У Раджниша есть замечательные слова, что просветление не наступает вследствие работы, но без работы оно не наступает никогда. Такой парадокс. Ведь понимаете, если мы поймем, осознаем, переживем, нам откроется, что жизнь, человеческая жизнь, обычная, — подвергается постоянному социальному прессингу, построенному на стимулировании мотивации достижения; если мы сможем это сделать, то мы можем попытаться взглянуть на это растождествленно. И сколько кому понадобится на это времени, астрономического, неизвестно. Важно другое. Если вас стимулирует, возбуждает как цель нечто, то вы, если можете, отслеживайте, что это достижение. Понятно? И тогда если без насилия над собой от этого избавиться невозможно, то давайте прямо, откровенно, как говорится, и достигайте. И съешьте эту морковку. Лучший способ избавиться от соблазна — это соблазниться. Соблазнился — и свободен. Приблизительно так. Потому что попытка решить эту задачу простым отрицанием этих ценностей: «Это все морковки, и поэтому мне это все не нужно» — приводит к тому, что вы попадаетесь на другие морковки, на морковки цинизма, на морковки псевдорационализма, на морковки «простых ценностей, простой жизни». Вся наша активность — это либо активность достижения, либо активность постижения. У нас другого способа существовать нет. Я же ведь не говорю о том, что надо отказаться от достижения вообще, — я говорю о том, что надо его увидеть. И книжечка у меня последняя называется «Жить надо!». Надо этим заниматься; весь вопрос: из какого места? Либо вы фигура на доске, либо вы игрок, играющий этими фигурами. Либо вы собака, бегущая за зайцем, либо вы охотник, либо вы тот, кто видит и собаку, и охотника, и зайца, и понимает, что это такое. Суть состоит именно в понимании, что активность основана на моментах постижения или достижения. Хотя некоторые утверждают, что без достижения нет преображения и постижения, что это вещи взаимосвязанные. Возможно. Скорее всего, так, потому что сначала надо стать тем, кто дошел до морковки, увидел и понял, что это морковка. Мне 53 года, и я по-настоящему это увидел как морковку в прошлом году. И со вчерашнего дня, когда я узнал название сегодняшней беседы, у меня было очень сильное напряжение, очень сильное, я честно говорю. Не потому, что я не знал, что буду говорить, я действительно не знал, что я буду говорить, но напряжение по поводу того, из какого места говорить. И в конечном итоге я принял решение: только из одного места — из места искренности. Я действительно так думаю, так воспринимаю. И я решил, что не надо делать какие-то там морковки для вас, а просто сказать то, что я думаю. Но честно сказать это было не легко.

Вопрос: Существуют ли специфические трудности на Пути у женщин?..

«Что это за тема такая — мужское и женское? Что это вокруг нее столько жару? Жару-пару? Это Цветаева вмешалась, очевидно, и „не возьмешь мою душу живую, не дающуюся как пух, жизнь, ты часто рифмуешься с жиром…“ Меня потрясло — это ж надо так здорово! О, женщина! Есть женщины в русских городах столичных. Жизнь, ты часто рифмуешься с жиром. Класс. Поэт, настоящий! Что так волнуются все вокруг этого психологического беспокойства? Знаете, мне, как всегда, повезло. В юношеском возрасте гормоны стучат, я весь в мышцах, чемпион республики по толканию ядра и метанию диска, рекордсмен в беге на шестьдесят метров, махина такая, удар — пятьсот килограммов. Одной рукою рву восемьдесят, сто беру на грудь и десять раз делаю от груди в темпе. Вы можете себе представить: машина… А воспитание… Девочки-одноклассницы от меня шарахаются почему-то, я страдаю от неразделенной любви, а мой тогдашний по жизни наставник, режиссер народного театра Владимир Федорович Долматов — замечательный человек, который собственными усилиями, самоучкой, из выпускника ПТУ стал заведующим отделом технической эстетики Научно-исследовательского института технической эстетики, попутно он был еще режиссером одного из лучших народных театров, — он меня вызвал к себе, как-то так, за роль поговорить, и говорит: „Игорь, смотрю я на тебя, здоровенного бугая, и вижу, как ты мучаешься. Что такое, что за проблема?“ Я говорю: „Вот, понимаете, Владимир Федорович, ну как бы вот и хочется, но а как вот это вот, а как?“ Он говорит: „Игорь, запомни, простой я тебе даю совет, не указание, а совет: хочешь женщину — ищи женщину, которая хочет мужчину. Все. И никогда в жизни у тебя не будет никаких проблем на этом месте“. Я так и сделал. И все было прекрасно, пока не возникли матримониальные планы. Вот тут начались сложности другого порядка. Не было кому дать совет, очевидно, — что делать с этими матри… Да. Планами. Да. А тут я что-то вокруг все время слышу — мужское, женское, третье, десятое, секс, эротика, проблематика. Все очень просто: самое мудрое любовное послание — это записка, которую нашли при раскопках в Великом Новгороде среди берестяных грамот. Там было написано: „Я хочу тебя, ты хочешь меня, давай будем вместе“. Ну что вокруг этого антимонию развозить, объясните мне, дорогие мои? Но народ начинает шевелить извилинами, говорит: „Вот я хочу, а меня не хотят“. Ну, отойди в сторону, не мешай человеку. Найдете. Нет такой, уверяю вас, нет такой ситуации, в которой кто-нибудь не хотел бы вас. Значит, у вас выбор такой: из тех, кто вас хочет, а с другой стороны, у вас внутренний выбор: кого же вы хотите из тех, кто вас хочет. Там уже вот такой список! Нет, вам надо того, который вас не хочет. Мазохисты. Ну, что я могу сделать? Мазохисты. Сами создаем препятствия, сами головой бьемся. Отдайте кесарю — кесарево, отдайте! Перестаньте заниматься мазохизмом, жизнь будет радостная, счастливая, веселая и для вас, и для тех, кому вы будете дарить свою радость. Что это за культ болезненности? Извращение какое-то. Если не больно, то не интересно, да? Есть, конечно, другая крайность. Вот я со спортсменами поработал в их простом, очень простом социально-психологическом мире. У меня приятель, я ему говорю: „Сколько у тебя было женщин?“ Он говорит: „Три тысячи шестьсот с чем-то“. Ему 35 лет, спортсмен, потом тренер… Он меня все доставал, что я такой вот, невинного из себя корчу, на их языке. Я говорю: „Со сколькими тебе было хорошо?“ Он, не задумываясь, мгновенно говорит: „С тремя“. Он их помнит. Я говорю: „Вот и вся разница между нами: я сразу нахожу этих трех за этот же промежуток времени, пока ты перебираешь 3624“. Он успокоился. И когда ко мне кто-нибудь на сборах из тренеров приставал на эту тему, предлагая различные блюда из их кухни, он всем говорил: „Не трогайте его, у него другая метода“.