В поисках советского золота - [39]

Я проехал тысячи миль по золотодобывающим районам после введения в 1933 году ныне действующей системы старательства и арендования, и во многих поездках меня сопровождала жена. Никогда я не брал с собой никакого оружия и часто отправлялся на стоянки в одиночку. Советские старатели, как и в других странах, очень гостеприимны, и приглашают к столу совершенных незнакомцев, вроде меня.

План советской золотой лихорадки был реализован в то время, когда отношения между Россией и Японией были исключительно резкие, и когда для России было важно заполнить пустые пространства на Дальнем Востоке максимально быстро, причем так, чтобы население было более или менее довольно условиями. Тогда же, в 1933 году, власти позволили аренду крестьянам в восточных регионах, включая Сибирь, в результате они стали все равно что кулаками, которых так сурово наказали несколько лет назад. При выборе между целесообразностью и социалистическими принципами коммунистические власти решили в пользу практически действенных мер. Угроза со стороны Японии склонила их на компромисс по отношению к теориям.

И золотая лихорадка оказалась весьма успешной. Продвижение на восток и на юг, в Казахстан, продолжалось беспрерывно. Армия отважных мужчин и женщин двигалась все дальше в неисследованные бесхозные земли восточной Сибири, Алтайских гор и Якутска, северной провинции. Старатели работали в снежную бурю и тропическую жару, и проникали в районы, где прежде, вполне возможно, никогда не ступала нога белого человека. Среди старателей были мужчины и женщины всех советских национальностей — русские, украинцы, грузины, монголы, китайцы, корейцы, казахи, киргизы, армяне, племена народов Арктики и Средней Азии.

Грамотны они были или нет, бывали за пределами своих родных мест или нет, эти люди получили равные возможности разбогатеть в один день. Их шансы определялись только удачей, выносливостью и мужеством.

XII. Ссыльные при Советах

Все время работы в России я оставался в хороших отношениях с властями, не проявляя любопытства по поводу дел, которые непосредственно меня не касались. Меня наняли внедрять современные методы в советской добывающей промышленности, чем я и занимался, и никогда не прикладывал специальных усилий, чтобы собирать информацию о концентрационных лагерях, системе ссылок и принудительного труда, хотя большую часть времени провел в регионах, куда высылали политических и других преступников. Но принудительный труд и ссылки играют такую важную роль в советской системе, что каждый, кто поработал в России с мое, узнает про них немало.

Я уже описал, как мелких фермеров, то есть кулаков, отправили на работу в рудники и другие советские промышленные объекты, после того, как власти решили оторвать их от земли и конфисковать их дома и другую собственность. На некоторых рудниках мне поручали обучать этих людей ведению горных работ, и они оказались довольно способными учениками. Они прошли через период обездоленности и несчастий, не все из них выжили, но те, кто справился, через некоторое время вошли в колею новой жизни. При определенном везении, они попадали на рудники или лесоповалы, где управляющие были компетентные, а условия жизни — достаточно нормальные, и в этом случае им приходилось не особенно плохо. Но те, кому не повезло, попали на предприятия с плохим руководством, или в районы, где был сильнее всего дефицит продуктов, и прошли через тяжелый период.

У них не было свободы выбора, они не могли взять да уехать, если условия становились невыносимыми, как тысячами поступали в то время вольнонаемные рабочие. Текучесть рабочей силы иногда превышала всякое понятие, и сотни тысяч крестьян, которые должны были оставаться на какой угодно работе, давали реальное преимущество советской промышленности, особенно горнодобывающей.

Я всегда считал, что не мое дело — выносить приговор действиям советских властей; они, очевидно, полагали, что имеют право конфисковать собственность тех крестьян и заставлять их работать принудительно; они, безусловно, никогда не пытались скрывать свои действия. Коммунистические власти всегда рассматривают себя как организаторов нового мира; при таком подходе они могут оправдать любые страдания, причиненные любой группе, угрожающей стать на пути их многочисленных реформ.

Но я чувствовал, что они зашли слишком далеко, продолжая преследовать крестьян и их семьи многие годы после ликвидации. С любой точки зрения это бессмысленно. Несколько лет власти не разрешали детям этих мелких фермеров получать высшее образование; отмена запрета последовала только в 1936 году. При любых ничтожных разбирательствах, судебных или нет, кулак или его родственник, вероятнее всего, терпели поражение; судьям были даны инструкции принимать во внимание, не был ли в деле замешан кулак, а для другой стороны автоматически действовала презумпция невиновности.

Такое отношение было очень распространено в то время, что я покинул Россию, в августе 1937 года.

Власти использовали принудительный труд не только мелких фермеров, но и любой другой группы, которая подвергалась разгрому, ввиду того, что ее признавали нежелательной для общества. На рудниках мне неоднократно встречались бывшие православные и мусульманские священники. Из некоторых получились отличные шахтеры. Мусульманские муллы пытались препятствовать разрушению прежней социальной организации кочевников; естественно, им не нравились нападки коммунистов на любую религию, и они старались сохранить прихожан для своих мечетей. Так что власти согнали их и заставили работать на рудниках, или копать каналы, или строить железные дороги, или валить лес в северных районах.