В поисках Совершенства - [14]

И где же приверженность к высоким идеалам, которых, как мне казалось, у меня было во множестве? Я ничего о нем не знала. Он мог быть даже женат, он мог жить с кем-то, у него мог быть постоянный партнер. Я не спрашивала. Он не спрашивал. Почему это казалось таким неважным? Я вообразила, будто он совершенно свободен и может делать все, что заблагорассудится. Может быть, он находил себе новую любовницу на каждом курсе? Наши взгляды столкнулись над столом, и я безуспешно попыталась понять, о чем он говорит. Я ощущала легкую слабость в коленках и все никак не могла припомнить французский эквивалент фразы «бабочки в желудке» (что-то вроде «нервная дрожь» – прим. пер.). Я пожала плечами, попытавшись вежливо изобразить замешательство.

– Я сказаль, не хотеть ли ты encore du vin rouge (фр. «еще красного вина» – прим. пер.).

Он наполнил мой бокал. Это, несомненно, был условный сигнал, означавший: «Не хочешь ли ты переспать со мной сегодня?» Да, я очевидно безумно ему понравилась. Может быть, он собирался возникнуть в моем окне, как не сделал Жерар Депардье в «Сирано де Бержераке», чтобы соблазнить меня против воли...

У меня были приятели и сексуальные партнеры с тех пор, как Человек в Тапочках прошаркал прочь из моей жизни, но ни одного из них я не назвала бы своим «любовником». Это напоминало особою возможность душевного спада. Я принялась оправдывать собственные фантазии. Что бы там ни было такое эта «любовь», во мне были просто массы ее в отношении этого мужчины. Мне нравилась его работа, то, как он выглядел, как двигался, разговоры с ним поднимали мне настроение. Вызов ситуации был в том, чтобы получать от всего этого удовольствие и не привязываться к нему. Он всю неделю получал удовольствие от моего присутствия, но не «привязал» себя ко мне (французская форма глагола – возвратная). Но была ли эта совершенная форма «не-привязанности» всего лишь способом наслаждаться присутствием женщины, не желая при этом осложнять себе жизнь?

Сейчас вы, скорее всего, думаете, что у меня не было причин волноваться, поскольку он был французом. Но правильно ли будет с моей стороны сближаться с ним? Мудро ли это? Важно ли? В конце концов, я ведь училась жить здесь и сейчас. Смогу ли я просто получить удовольствие оттого, что он рядом, а потом уйти? Я ни разу в своей жизни еще не заводила интрижек «на одну ночь». Я ли это? И кто я? И где я?

Я все еще стояла на улице, обеспечивая местным комарам дармовое питание. Остальные уже давно разошлись по комнатам. Неужели меня настолько загипнотизировал крепкий запах французских сигарет и ночное пение сверчков? Или следовало винить опустошенные в количестве бутылки красного вина и мое ярое желание внести свой вклад в процветание местной винодельни? Я не могла придумать ничего более путного в свое оправдание. И решила интерпретировать его улыбку как приглашение.

С какой радостью я поднималась по скрипящей escalier (фр. лестница – прим. пер.). Мое сердце бешено колотилось, когда я постучала в дверь – очень-очень тихо. Никакой реакции. Возможно, он был на улице и искал меня. Я услышала за спиной шаги и дико шарахнулась в сторону, пытаясь сделать вид, будто я по чистой случайности как раз шла через эту часть gite среди ночи. Меня одарил улыбкой вальсирующий немец.

– Эээ... вы не видели мою дочь? – спросила я, мгновенно вживаясь в роль встревоженного-родителя-потерявшего-ребенка. – А... эээ... danke. В таком случае, guten nacht, (нем. спасибо, спокойной ночи – прим. пер.) – пробормотала я, призвав на помощь все свои познания в языке. Он поплелся прочь, шурша зеленой пижамой. Не думаю, что ему вообще было хоть сколь-нибудь интересно, что я тут делаю. Наверное, он даже не заметил бы, будь я хоть голой.

Из комнаты француза не доносилось ни звука. Я опять постучала. Мое сердце металось от страха к восторгу. Он явно не ждал меня или брызгал за ушами лосьоном после бритья. Все еще тишина. Черт возьми! В фильмах так никогда не бывает. Разве это не должна быть романтическая сцена? Я надулась. Плевать, что никто этого не мог оценить, просто так мне стало легче. Потом я вспомнила, что была единственным ребенком в семье и всегда добивалась, чего хочу.

Я ухватилась за дверную ручку. Она повернулась. Ну вот, он просто-напросто оставил для меня дверь открытой. Я отрыла дверь, которая поддалась с таким скрипом, который мог разбудить весь gite. Правда, не разбудил. Он не разбудил даже француза. С кровати в углу комнаты доносился громогласный храп. Голова свисала под очень не привлекательным углом, и в лунном свете четко виднелись растущие в ноздрях волосы. Он хрюкнул и перевернулся. На меня накатила паника. Какого черта я делаю в комнате спящего незнакомца?

Двумя миллисекундами позже я уже была в своей комнате в двух этажах оттуда. На меня нахлынула волна досады, гнева, разочарования, радости, жалости к себе, унижения, счастья и облегчения. Я легла в постель и одно за другим изучила свои ощущения. Была такая песенка в фильме с великолепными костюмами, классическими автомобилями и пистолетами: «Ты должен помнить это: поцелуй – всего лишь поцелуй...» Я весело напевала себе под нос среди ночи. Я выкрутилась. Влюбилась в учителя и кое-как избежала того, чтобы выставить себя полнейшей дурой.