В поисках смысла - [17]

И еще я уверен, что стоит говорить с нашими современниками не о фунтах чухонского масла, а о насущных вопросах их жизни. У нас может не быть готовых ответов, но это даже хорошо — поищем вместе!

11. КПСС и РПЦ

«Вы хотели бы, чтобы Церковь заняла освободившуюся нишу КПСС» — услышал я однажды от одной из читательниц моих статей. Не хочу, разумеется, и более того, даже не знаю таких, кто хочет залезть в эту нишу. Советский Союз оттого и развалился, в конечном счете, что сама КПСС устала ее занимать — вот одни из ее руководителей и начали рассуждать о «социализме с человеческим лицом», а другие срочно всё приватизировали, чтобы отныне распоряжаться богатствами страны не от имени и по поручению, а в качестве законных собственников.

Но периодически приходится слышать от самых разных людей такую страшилку: РПЦ заменит нам КПСС, введут Закон Божий в школах и обязательные справки об исповеди на работе, за неблагочестивое поведение будут штрафовать, а за ересь — и вовсе сажать в тюрьму. При этом никто из людей церковных ни о чем подобном не мечтает, и это понятно: зачем брать на себя непосильную ответственность, зачем заставлять людей лицемерить? Невольник — не богомольник.

Так что прежде всего: расслабьтесь, граждане, ваши опасения напрасны. Не будет у нас насильственного православия уже хотя бы потому, что сил у нас не хватит его ввести, а желания нет и подавно.

И все-таки не так всё однозначно… В первой половине девяностых мне довелось слышать, как один весьма образованный священник, занимавший значительную должность, выступал перед своими слушателями и говорил им примерно следующее: «Советский Союз развалился потому, что был основан на ложной идеологии, в которую люди не верили. И сегодня мы должны…» Тут я представил себе завершение его речи: должны не повторять чужих ошибок, не пытаться ввести новую идеологию. Но батюшка продолжил совсем не так: «…должны дать людям новую, истинную идеологию, с которой они и будут жить».

То есть возможен сценарий не полного и однозначного сползания к образцу КПСС, а такого частичного возвращения. Не будет обязательных партсобраний или молебнов, но зато будет простая и ясная идеология для народа, и основана она будет на православии. Как наш нынешний российский герб включает в себя византийскую символику, так и идеологическое наследие Византии, Руси и Российской империи может быть органично вплетено в нашу нынешнюю государственность, может породить ту самую великую идею, об отсутствии которой кто только не говорит.

Выступая на приеме у Краснодарского губернатора как раз тогда, когда разворачивалось расследование преступлений в станице Кущевской Краснодарского края, Патриарх Кирилл ответил на подобные настроения: «Идеология живет в течение трех, максимум четырех поколений людей… Церковь проповедует не для того, чтобы становиться сильной, храмы нужны не для того, чтобы собирать в них деньги, не для того, чтобы правящий архиерей чувствовал себя этаким местечковым князем. Сегодня мы создаем все это для того, чтобы возродить нравственное чувство в людях».

Кстати, речи руководителей КПСС цитировались журналистами потому, что так было положено, в этом и состояла их основная работа. Я привожу сейчас слова Патриарха по совсем другой причине: я с ними полностью согласен. Каковы опасности слишком тесного привязывания церкви к определенному государственному строю, мы видим на примере 1917-го года, но дело не только в исторических прецедентах. Церковь по определению говорит о вечном, и пытаться заставить ее обслуживать сиюминутные, пусть даже очень важные и хорошие интересы государства или общества — то же самое, что делать из храма овощехранилище, как было при той самой КПСС.

Но значит ли это, что церкви с ее верой в вечное просто нет никакого дела до «житейского моря» с его страстями и бурями? Та самая моя читательница говорила мне: если в храме совершается литургия, чего же еще требовать, чего еще ждать? Интересно, что в этом отношении она вполне согласна с атеистами, с той самой КПСС: при ней в оставшихся храмах разрешалось служить литургию, не разрешалось только выходить за церковную ограду, как бы то ни было участвовать в жизни общества. Церкви была отведена роль резервации для дикарей: пусть себе отправляют там, за прочным забором, свои нелепые обряды, и для иностранных туристов это привлекательно смотрится, а вот реальная жизнь пусть течет по совсем другим законам.

Но и с этим нельзя согласиться. Литургия необходима, но если необходима только она, это означало бы превращение церкви в «комбинат ритуальных услуг»: вот в парикмахерской граждан стригут, в поликлинике лечат, а тут исповедуют и причащают. Но церкви даже ее недоброжелатели отводят все-таки более значительную роль… Какую же?

Крестившись в 1986 году, я застал еще времена соревнования между коммунистической идеологией и христианской верой (сегодня мы, христиане с «дореволюционным стажем», как это называлось у большевиков, даже склонны этим стажем гордиться). В церкви и тогда было много всяких проблем: например, уровень грамотности рядовых верующих был удручающе низок, и сам я узнал, что существует некий «символ веры», непосредственно в момент своего крещения…