В поисках окончательного мужчины - [43]

– Куда же ночью? – ответила Ольга. – Еще прибьют… Угрызайся потом.

– У него пистолет, – сказала Манька. – Но, конечно, пусть поспит.

И она спокойно так встала и ушла, и Ольга вдруг поняла, что как-то плавно, почти без толчков и вибраций въехала в новую для себя ситуацию.

* * *

Она не задала дочери ни одного существенного вопроса. Хотя бы такого: любит ли она Вовку? И давно у нее с ним? И предохраняется ли она? Маня сбила ее с толку абсолютно спокойным поведением, и Ольга подумала: «Это же надо так! Случись такое со мной…» Она вспомнила, как пришла тогда, в свой шестнадцатый год, как закричала с порога дурным голосом, а мама, царство ей небесное, поняла все сразу, как будто ничего другого и не ожидала. Как звонила в милицию, а Ольга потом водила милиционеров к старой парковой эстраде и показывала место, будто здесь . Никто не уличил ее во лжи, а она так этого боялась. Потому что ложь ее была лучше, во сто крат лучше той правды, что с ней случилось. Эту правду со штабом и Юрием Петровичем надо было скрывать и скрывать, потому что это еще стыднее… «Почему стыднее? – уже сейчас подумала Ольга. – Почему? Потому… Я на самом деле не сопротивлялась. Я сама за ним пошла. Как шла за ним собирать металлолом, мести в субботник улицы, потрошить на овощной базе капусту, ну и лечь смогла, когда позвали». К горлу подступила тошнота, как тогда, когда она плела милиционерам про насильника. Мифический, он как бы освобождал ее от греха внутреннего, греха рабства и покорности… Счастливая Манька! Где бы она ни нашла этого немытого Вовку, она сама его нашла. Почему-то думалось, что в их детском романе водила Манька, а мальчишка просто собачка на веревочке. Хотя кто его знает? А могла бы спросить, могла…

К утру Ольга уснула, стянув со спинки дивана плед. Проснулась, когда дочь провожала идущего на цыпочках Вовку. Сквозь ресницы, чтоб они не увидели, что она не спит, обратила внимание, что парень оказался высок и строен, что у него красивые вьющиеся волосы и на боку правда болтался пистолет. Уходил он тихо, по-кошачьи, а дочь осторожно закрывала дверь. А чемоданы так и стояли нераскрытые в прихожей. С чего она взяла, что Манька перво-наперво кинется к ним? Она хорошо, со вкусом одевала дочь, но барахольщицей та не стала. В ней была кулибинская кровь, на которую Ольга злилась, а сейчас вдруг как бы увидела иначе, и ей понравилось, что она в этой своей части папина дочка.

Толчок, который произвела в жизни Ольги Маня, оказался все-таки посильнее, чем «Фауст» Гете! Во всяком случае, Илью Петровича из головы выдуло напрочь. Поэтому, когда он позвонил уже утром, Ольга не сразу сообразила, кто он есть. Понял ли это Илья Петрович, уловив в голосе Ольги заминку, неизвестно. Может, объяснил ее тем, что женщина укрощала звук телевизора или выключала чайник. Илья Петрович предлагал встретиться тотчас.

– Слышите, чем гремлю? У меня прекрасные квартирные ключи, – сказал он.

«Без обиняков, – подумала Ольга и запуталась в слове, не зная, куда поставить мысленное ударение. – Вот что значит пользоваться словами не из своей жизни».

– Имеется в виду, что я тут же срываюсь с места и бегу? – ответила она грубо, как из всех своих мужчин могла бы ответить только Кулибину.

– Именно это и имелось, – засмеялся Илья Петрович, игнорируя грубость, опять же как делал это Кулибин.

– Не выйдет, – ответила Ольга.

– Господь с вами! – закричал Илья Петрович. – И думать не думайте. Я сейчас же заеду за вами. Сейчас же! – И он бросил трубку.

Юная женщина Маня ушла в школу. Ольга только что сдернула с постели белье, стараясь на него не смотреть. От плохой ночи у нее болела голова, а от выпитых таблеток сохло во рту. В квартире было холодно, потому что она настежь открыла балконную дверь. Она сняла лак, и ногти у нее были синие и неживые. Конечно, можно будет просто не открыть дверь. Позвонит-позвонит – и уйдет. Можно будет не подходить к телефону, но телефон позвонил тут же; это был деловой, важный звонок – ей предлагали на паях купить крохотный магазинчик на Патриарших прудах, конечно, таких денег у нее нет, но можно взять ссуду… Звонили с явным натиском, а это был уже перебор для одного утра. Она хотела положить трубку, но на нее все давили и давили, а тут раздался звонок в дверь, она сказала, что подумает, и с деловым, озабоченным лицом пошла открывать дверь, готовая к труду и обороне. По дороге посмотрела в зеркало. Ничего хорошего. Ни-че-го. «Чем хуже, тем лучше», – подумала и впустила Илью Петровича. Тут без заблуждений… Он тоже увидел другую женщину, и хотя та, вчерашняя, была упакована так, что ничегошеньки интимного не просматривалось, а эта, сегодняшняя, была почти распахнута, и отсутствие лифчика было выражено откровенно, но это был тот самый случай, когда говорят: шел в комнату – попал в другую. Пережить такое разочарование в глазу мужчины было выше тех сил, которые износились этой ночью, но это была бы не Ольга, если бы у нее не было глубоко на случай войны спрятанного резерва.

Он ей на дух не был нужен, этот, будь он неладен, Илья Петрович, но снести такой взгляд и учуять его мысль про то, что он зря как идиот ездил за ключами и униженно их клянчил, дело того не стоило, – вот этого Ольга оставить не могла.