В поисках окончательного мужчины - [36]

Утро, которое, как известно, мудренее, выдало такой проект: Кулибин добавляет нужную сумму, деньги от продажи комнаты пойдут на мебель, потому что у тетки одна рухлядь, и они поженятся. Потому что у них – чувство. Чувство родилось ночью, пока они спали, первой проснулась женщина и подумала, что ей нравится просыпаться с мужчиной, конечно, она это никому не скажет, но у нее в первый раз дошло до такого момента. Все ее возлюбленные всегда уходили до ночи.

Кулибин же остался. Проснувшись в общем тепле, он вспомнил Ольгу, ее отдельность последнее их время в собственном одеяле, ее гнев, когда он посягал на ее территорию, подумал, что, в сущности, он человек простой и ему нужна безыскусность семейных отношений, и нечего тут мудрить. Где это он будет искать себе другую женщину, да еще с квартирой, если есть готовая, почти своя, вполне образованная женщина-физик, с корветом на шкафу и планами на мебель.

Они повернулись друг к другу и так родственно и тепло обнялись, что о чем там говорить еще? В барачные услуги Кулибин шел уже спокойно, как к себе домой. Вера Николаевна мимолетно вспомнила Вадима Петровича и неприятную ей его привычку грызть ногти – они у него были обкусаны до крови, а он все рвал и рвал бахрому заусениц.

Будем считать, что жизнь Кулибина устроилась счастливее, чем можно было ожидать для нашего времени. Ольга добавила деньги, она была обескуражена тем, каким довольным выглядел бывший муж. Ольга даже пристала к Маньке, чтоб та ей поподробнее описала «мачеху». Манька же верещала от счастья, что с физикой у нее теперь будет окей, одной заботой меньше, а что касается самой Веры Николаевны…

– Ну, мам… Она баржа… По определению…

– Что это значит? – спросила Ольга.

– Баржа, и все. Посмотри в словаре.

Ольга нарушила наши правила не приходить ко мне, заведенные еще в эпоху Членова, и явилась совсем уж не по правилам, без звонка.

– Слушай, – сказала я, – так не делается.

Я на ходу убирала что-то ненужное и лежащее не там, но она махнула на меня рукой:

– Брось! Я пришла, а ты мне объясни. Почему я страдаю оттого, что он женился? Где были мои карие очи? Почему они не увидели такой вариант?

Я ей сказала, где они были. Ольга с невероятным интересом выслушала перечень ее интересов на стороне, куда и были обращены ее очи.

– Какой прискорбный реестр! – сказала она насмешливо. – Фантастика! Ни один не лучше Кулибина. Членов? А что Членов… Я так капитально его забыла, что даже плохо помню его лицо… Вот странно… Именно его помню хуже всех. С чего бы это?

– Со старания забыть…

– Тогда бы помнила замечательно. Это же типичный случай «не думай про обезьяну».

– Он разошелся с женой, – сказала я. – Те связи, которые были так важны в прошлые времена, тю-тю…

– Откуда знаешь?

– От соседей, Оксана Срачица ведет репортаж. Членов твой взял за себя соплюшку, лет двадцати.

– Потянуло на молодое мясо… А вот Кулибина нет! Взял ровню. Старую деву. Называется «баржа». Я им приплачивала за покупку квартиры.

– Тебе ничего не стоило его вернуть. Выставила бы за дверь молодое мясо по имени Миша, повинилась бы, и все было бы, как было…

– Мишку я выставила еще раньше. Это была дурь. Кулибин мне тоже не нужен. Это я по душевной пакости – ни тебе, ни мне – говорю. Мне нужен солидный мужчина. Профессор какой-нибудь. Банкир. Граф, наконец. У меня ведь все есть… Я в полном порядке. Но я, к сожалению, не феминистка. Мне надо приклонять голову на широкую и уважаемую грудь. Даже секс – черт с ним! Я хочу респектабельности и целования ручки.

– Сама не знаешь, чего хочешь…

– Высшей пробы хочу. Чтоб даже в самый что ни на есть момент не возникало легкого отвращения от существования физиологии.

– А куда ты, живая, от нее денешься…

– Не знаю… Но хочу князя по этому делу.

– Их сейчас как собак… Купи себе титул и тусуйся.

– Давай лучше выпьем, – сказала Ольга. – За счастье Кулибина. В конце концов он – отец Маньки. Зачем ушел, дурак? Потерпел бы чуток… Нет, вру! Он мне не нужен… И никто на сегодня не нужен… Я объявляю пост… Буду молиться и вынашивать в сердце образ… Как Агафья Тихоновна или как ее там…

Тамбулов

Свалился как снег с карниза. Дальний родственник по линии отца. Ольга смутно помнила его матушку, которая приезжала с Урала, когда она была девчонкой, невероятно окала и говорила: «Ложьте, ложьте». Именно это слово она употребляла чаще других, и, может, его неправильность так врезалась в память. Поэтому когда раздался телефонный звонок и некто сказал, что он Вася Тамбулов, Ольга чуть не сказала ему: «Ложьте, ложьте», засмеялась, смех естественным путем организовал радушие, гостеприимство, и Вася, как теперь говорят, нарисовался.

Это был большой бородатый дядька в больших мятых вещах, от него пахло хорошим одеколоном, который был использован не раз-два, а уже вошел в природу тела, в нитки вещей. Это было приятно и неожиданно. Оказалось, что он замдиректора большого института, которого нет ни в одном справочнике, что сам он уже сто лет членкор, что в Москве бывает часто, но первый раз останавливается частным образом – на гостиницу у института нет денег.

Он был необременительный гость: уходил рано, возвращался поздно, от Ольгиной стряпни отказывался по причине какого-то своего порядка еды. Вечерами они разговаривали. Его интересовало, как выкручивается в этой жизни Ольга, платят ли учительницам зарплату вовремя. Он рассматривал дорогие безделушки, что стояли в серванте, хорошие картины, которые она давным-давно купила у одного теперь успешного художника, который был в свое время полунищим и стоймя стоял на морозе в Битце, чтобы продать хоть что-нибудь. Ольга покупала тогда интуитивно, завороженная мистическими сюжетами, явлениями фей и гномов, а больше всего солнцем, которое почему-то существовало на картинах в образе луны. Странный лунно-солнечный свет был почти вязким, но не мешал принцессам и принцам быть легкими и воздушными. В этом была некая странность и неправильность, но она-то и завораживала. Были случаи, когда ее просили протереть картину, подозревая на ней густоту пыли, хотя это была густота света.