В поисках Эдема - [47]

Энграсия подошла к нему. Она раскрасила себя, как никто другой. У нее даже волосы блестели и зубы. Она казалась какой-то мифической Медузой. Великанша сказала Моррису, чтобы не омрачал им праздник таким траурным видом, ведь это всего лишь фосфоресцентный порошок. Им просто хотелось немножко поразвлечься, добавила она.

Моррис вытащил металлическую руку и взглянул на индикатор на панели инструментов. Затем повернулся к Энграсии и дал ей звонкую пощечину. Ее лицо сначала наклонилось в одну сторону, затем в другую. Одна. Вторая. Третья. Четвертая пощечина. Мальчишки бросились на него. Он ударил одного из них. Паренек упал на землю. Рафаэль, Жозуэ и остальные бросились к Моррису, чтобы остановить его. Частички света были теперь и на его рубашке и ботинках.

Энграсия не издала ни единого звука. «Наверное, она уже догадалась», — подумал Моррис, резко почувствовав слабость, опустился на землю, жестами показывая, что его уже не нужно сдерживать, и закрыл лицо руками, совершенно разбитый. Один, среди мерцающих лиц, рук, среди голосов, которые всё еще называли его профессором и просили объяснить, что с ним происходит, почему он сделал это, если они всего лишь развлекались. Это же невинная забава. «Они решили, что я сошел с ума, — подумал Моррис. — Поэтому они не напали на меня». Сама Энграсия сейчас приближалась к нему. Впервые за все время с момента их знакомства он разглядел тот ореол одиночества, окружающий ее подобно прозрачной и прочной стене.

Он посмотрел на них, сокрушенный, раскаивающийся в своей реакции. Гнев волнами разливался по телу, создавая ощущение возбужденного маятника, раскачивающегося в груди. «Я говорил ей, — подумал он. — Столько раз я ей об этом говорил».

Все смотрели на него выжидающе, испуганно. Нестерпимая усталость неожиданно овладела Моррисом. Он не хотел плакать и все же начал хрипло всхлипывать. «Они подумают, что я сумасшедший», — сказал он про себя. И протянул руку, чтобы дотронуться до Энграсии — Медузы.

— Мне очень жаль, — сказал он наконец. — Я прошу у вас прощения за то, что применил силу, но я столько раз говорил вам, чтобы вы были осторожны. Я говорил это именно для того, чтобы избежать подобного происшествия. Этот блестящий порошок, который так вас позабавил, — цезий сто тридцать семь. Радиоактивный изотоп. Смертельная доза варьируется между пятьюстами и шестьюстами бэрами. Я предполагаю, что каждый из вас получил по меньшей мере эту дозу… Вам станет очень плохо. Через несколько часов вы почувствуете приступы тошноты, жар, головные боли, появятся ожоги, у вас будет гореть кожа. Вы потеряете влагу и электролиты в межклеточном пространстве, у вас будет поражен спинной мозг, выпадут волосы… Какая глупость, боже мой, какая глупость!

Моррис снова почувствовал прилив ярости, сжал кулаки. Опять опустил металлическую руку в цилиндр. Никто ничего не говорил. Жозуэ, который не натирал себя порошком, сидел на стиральной машине и внимательно разглядывал свои ногти. Энграсия ходила вокруг ребят. Остальные оставались на земле. Профессор вытащил руку и посмотрел на панель инструментов.

— Никто не выживет после такой дозы, — сказал он. — Нужно будет вводить вам электролиты внутривенно.

— Сколько у нас времени? — спросила Энграсия.

— Одна-две недели, — сказал Моррис. — В лучшем случае, две недели… Где вы взяли этот порошок?

— Мы вскрыли цилиндр из того устройства, — один из ребят указал на угол двора.

Моррису не надо было идти туда, чтобы понять, о чем речь. Это был один из приборов, которые использовались для облучения больных раком до того, как в недавнем времени открыли генную терапию, позволяющую выделить и нейтрализовать ген этой болезни у новорожденных.

Рафаэль вышел из круга, взял под руку Мелисандру и отошел в сторону. Моррис снова сел на землю, всхлипнул, опустив лицо на руку. Остальные молча слушали, как он плачет. Энграсия сделала было попытку подойти к нему, но, взглянув на свои огромные блестящие руки, остановилась. «Бедняжка», — подумал Моррис, поднимая глаза. Гнев отпустил его. Он поднялся на ноги, протянул ей руки. Она попыталась уклониться: «Ты тоже заразишься, — сказала она. — Лучше, если ты не будешь до меня дотрагиваться».

Он, казалось, ее не слушал: металлической рукой притянул ее к себе, обнял, крепко прижал к груди, начал целовать ее лицо — с каждым поцелуем на его губах оказывались сверкающие точки. Кто-то продырявил отверстие в ночи, подумала Мелисандра, и на мгновение показалось, что они обитают в этом пространстве света, где темнота ночи разрывалась, населенная огромными светлячками. Они казались такими красивыми. Энграсия походила на какую-то античную богиню, мощную и великодушную, только что прибывшую из астрального путешествия. Мальчишки обладали блеском и легкостью духов природы — эльфов, вышедших из священного леса. Каждое их движение струилось, переливалось, невесомое, в плотной субстанции ночи, отрицая темноту в самом акте ее существования. Трудно было представить, что такая красота могла быть губительной, что смерть затаилась в самых что ни на есть прекрасных радужных тонах на сверхъестественных, ангельских лицах, что свет просветил насквозь их кости, хрящи, глазницы, словно фонарь, зажженный в самой крови, внутри каждого тела.