В поисках древних кладов - [5]

Потом снова внезапно уехал и забрал с собой их мать. Робин навсегда запомнила, как колючие бакенбарды щекотали ее, когда, уже во второй раз, отец наклонился поцеловать дочь на прощание. В ее представлении отец и Бог сливались в единое целое, всесильного, всемогущего божества, и своим долгом перед ним она почитала слепое безоговорочное обожание.

Через много лет, когда площадки, выбранные отцом под миссии, оказались на поверку гиблыми местами, когда оставшиеся в живых миссионеры, теряя последние силы, добрались до цивилизованного мира, а их спутники и супруги погибли от лихорадки и голода или были растерзаны дикими зверями и еще более дикими людьми, которых они приехали спасать, звезда Фуллера Баллантайна стала закатываться.

Экспедиция под его началом, посланная Министерством иностранных дел на реку Замбези, потерпела крах, не сумев преодолеть ужасных стремнин и высоких водопадов ущелья Каборра-Басса, где река с грохотом и ревом низвергается с высоты трехсот метров на протяжении тридцати километров. Никто не мог понять, почему Баллантайн, пройдя по Замбези от истока до моря, не заметил столь грозного препятствия на пути к своей мечте. Другие заявления путешественника тоже подвергались сомнению, а Министерство иностранных дел Великобритании, как всегда, весьма экономное в расходах, видя, что вложенные в неудавшуюся экспедицию средства пропали впустую, лишило его ранга консула.

Лондонское миссионерское общество послало Фуллеру Баллантайну еще одно пространное письмо, требуя в будущем посвятить себя исключительно обращению язычников и служить провозвестником слова Божьего.

В ответ Фуллер Баллантайн направил прошение об отставке, тем самым сэкономив обществу 50 фунтов стерлингов в год. Одновременно послал детям ободряющее письмо, в котором призывал не терять силы духа и веры, и отправил издателю рукопись, где отстаивал свой взгляд на экспедицию. Потом, забрав последние несколько гиней от огромных гонораров за предыдущие книги, снова исчез в дебрях Африки. Вот уже восемь лет никто о нем ничего не слышал.

А теперь перед почтенными директорами Лондонского миссионерского общества стояла дочь этого человека, уже успевшая снискать себе не менее скандальную славу, и требовала принять ее в Общество на должность миссионера-проповедника.

И снова на помощь Робин пришел Уильям, милый добрый заика Уильям с толстыми очками из горного хрусталя и седой копной непокорных волос. Вместе с ней он предстал перед советом директоров и напомнил, что дедушка Робин, Роберт Моффат, считался одним из наиболее заслуженных африканских миссионеров. Он наставил на путь истинный десятки тысяч новообращенных. Кроме того, старик до сих пор работал в Курумане и недавно опубликовал словарь языка сечуана. Робин благочестива и предана своему делу, получила медицинское образование и хорошо знает африканские языки, которым ее научила мать, ныне покойная, дочь того самого Роберта Моффата. Принимая во внимание почтительность, с которой к вышеупомянутому Роберту Моффату относится самый воинственный из африканских королей Мзиликази из народа ндебеле, или, как их иногда называют, матабеле, дикие племена, несомненно, с радостью встретят его внучку.

Директора слушали Уильяма Моффата с каменными лицами.

Дядя продолжил свою речь, намекнув, что Оливер Уикс, редактор газеты «Стандард», защитивший девушку от попыток руководства больницы Сент-Мэтью лишить ее права на медицинскую практику, наверняка заинтересуется причинами, по которым Общество отвергло заявление Робин.

Директора насторожились, внимательно выслушали Уильяма, тихо посовещались, одобрили заявление, откомандировав девушку в еще одну миссионерскую организацию, которая, в свою очередь, отослала дочь Фуллера Баллантайна в трущобы промышленного севера Англии.

Как им обоим вернуться в Африку, придумал ее брат Зуга.

Он прибыл из Индии в отпуск уже став майором индийской армии — это звание он заслужил на поле боя — и заслужив репутацию хорошего солдата и умелого командира, весьма многообещающего, если учесть его возраст.

При этом Зуга так же клял свою судьбу, как и Робин. Подобно отцу, словно одинокие волки, они не умели подчиняться авторитету и следовать жесткой регламентации. Несмотря на блестящее начало военной карьеры, Зуга уже успел нажить в Индии могущественных врагов и сомневался, что его будущее связано с этим континентом. В нем, как и в Робин, не угас пытливый дух, и после многолетней разлуки они приветствовали друг друга с теплотой, какую редко выказывали в детстве.

Зуга повел сестру ужинать в «Золотой кабан». Это было так необычно для ежедневного распорядка Робин, что она выпила второй стакан кларета, повеселела и оживилась.

— Ей-Богу, до чего ж ты у меня симпатичная, сестренка, ты даже не представляешь, — сказал он. В последнее время брат привык поминать Бога всуе, и, хоть поначалу это неприятно резало слух, Робин быстро привыкла. В трущобах, где она работала, доводилось слышать и другие выражения. — Ты слишком хороша, чтобы прожить всю жизнь среди этих старых ведьм.

Настроение беседы мгновенно изменилось. У нее наконец хватило духу довериться брату и излить ему свои горести. Он сочувственно слушал, взяв ее за руку, а она тихо, но с отчаянной решимостью говорила: