В поисках белой ведьмы - [26]

Я подошел к ней, этой императрице, которая по неизвестной мне причине утратила свое высокое положение. Конечно, она была далеко уже не девочкой, но это лицо, тщательно вылепленное, без единого изъяна, никогда не принадлежало девчонке. Что же касается остального, надо быть дураком или слепым, чтобы пройти мимо нее. Ее брови были почти на одном уровне с моими. Я взял ее руку, руку с обвившейся вокруг нее змейкой. Ладонь была жесткой от поводьев, ладонь Сорема ненамного отличалась от ее.

— Ради вас, — сказал я, — он останется жив. Я отказываюсь от сомнительного удовольствия убить его.

Она вскинула на меня глаза — большие, синие. Казалось, можно было купаться в этой глубокой синеве.

— Скажите, сколько это будет стоить.

— Нисколько.

Это стоило сказать хотя бы для того, чтобы посмотреть, как пристально она посмотрит на меня.

Она убрала свою руку и стала натягивать покрывало.

— Как я вам поверю, если вы не берете платы?

— Это проблема, которую придется решать вам самой.

Она помолчала и спросила:

— Вы действительно сын короля, как говорит молва?

— Спросите в Эшкореке, — ответил я.

Она отвернулась и, нетерпеливо дергая покрывало, завернулась в него. Не сказав больше ни слова, она быстро вышла во двор, и через минуту я услышал, как экипаж удаляется по дороге на восток.

На следующее утро пришел официальный вызов от Сорема.

Принесли его два джердиера с невыразительными лицами, его лейтенанты.

Один из них вручил мне бронзовую шкатулку со свитком и уставился в пространство над моей головой, пока я читал послание.

«От Сорема из Храгонов, Вазкору, обычно называемому чудотворцем. Приглашение на бой на мечах.

Сегодня вечерам, на Поле Льва, у северного алтаря.

В час после заката.»

— Это приемлемо? — спросил джердиер в воздух.

Я ответил, что да.

Они повернулись, как заводные, и торжественно вышли.

В тот день во дворах без конца шептались: Лели, предстоящее сражение, женщина под покрывалом. Днем человек в лохмотьях принес свою дочь и умолял меня помочь ей. Я не смог отказать, их было всего двое. Ребенок всхлипывал от боли на его руках, а убежал, смеясь и прыгая у ног мужчины. Глаза его были в слезах. Я был тронут, и поймал себя на мысли: «Посмотрела бы она, дама королевского двора, со своими разговорами о деньгах и сделках!» Никаким средствами я не хотел убивать Сорема. Я решил, что не так уж трудно будет отклонить его вызов и закончить все дело ничем. Не хотел я и уезжать из-за этого из Бар-Айбитни.

Должно быть, для нее было опасно тайком идти ко мне из Небесного города, известного своей стражей и запорами. Не знала она и чего от меня ожидать. Я мог бы потребовать любую цену — ее богатство, драгоценности, тело, я даже мог убить ее. Так как все, что она знала обо мне, было почерпнуто из слухов, а слухи не отрицали и этого — в одних баснях я был спасителем, в других — чудовищем. Она была смелой и крепкой, как может быть крепким что либо прекрасное и закаленное.

В миле от Столба-Цитадели находился незаселенный участок земли, отведенный под виноградники и фруктовые сады, который к северу переходил в неровную местность, покрытую лесом, и круто обрывался к морю. Недалеко от обрыва на низком холме находился алтарь — куча камней, поросших вереском. Этот алтарь считался святилищем какой-то сельской богини, ей поклонялись рабы-хессеки и масрийцы-бедняки. Они пробирались сюда в сумерках, принося ей хлеб и цветы. Поле Льва лежало у подножия этого холма.

Завернувшись в плащ, я обходным путем шел туда пешком. Для компании я взял с собой только Лайо. Я был бы рад Длинному Глазу, его молчаливой сдержанности, его осторожности и отсутствию любопытства к моим странным деяниям.

На задворках фешенебельных улиц находилась разрушенная изгородь, остатки какой-то хессекской крепости; она отделяла окраины Пальмового квартала от виноградников. Солнце только что село, и первые сумерки окрасили воздух в синие тона, когда я миновал изгородь и вступил на тропинку, ведущую к северной стене.

В прохладном небе слепо носились стаи летучих мышей, а в черно-зеленых колоннах кипарисов вездесущие соловьи настраивали свои серебряные колокольчики.

Появились звезды. Извилистая дорожка шла по лесу вверх, потом вниз, и, когда ветер дул с океана, я слышал его дыхание, тихое, как у спящей девушки. Я подумал: «Что за ночь для убийства, что за ночь для того, чтобы уничтожить человека!» И я вдруг подумал, что мои чувства переменились после получасового разговора с женщиной.

Лайо был начеку, опасаясь грабителей и вздрагивая от каждого звука. В трех или четырех милях от нас залаяла лисица, а в его руке уже дрожал нож. Я посмеялся над ним — таким смелым я стал. В следующий момент из тени деревьев вышел какой-то человек. Эго был один из джердиеров Сорема, он кивнул мне и знаком попросил следовать за ним. Поле Льва было прямоугольником травы между можжевеловыми деревьями, наполнявшими воздух своим ароматом. К северу лес отступал, и начинался склон холма, на вершине которого находился алтарь, похожий на черный неровный дверной проем, прорезавший сумерки. Интересно, подумал я, свидетельницей скольких аристократических дуэлей стала эта загадочная богиня с холма, окруженная мертвыми маками, которые набросали ей рабы?