В поисках белого слона - [9]

Мне было поручено срочно раздобыть ноты любого королевского произведения, хоть какого-нибудь. Но лучше, чтобы это был «Падающий дождь».

«Обязательно найдите ноты, — предупредили меня. — Трех часов хватит?»

«Вполне», — ответил я, прикинув, что этого даже и многовато.

Первым делом я отправился в Центральный универмаг на Силоме. В четырехэтажном магазине из металла, стекла, бетона и пластика, с кондиционированным воздухом, эскалаторами и лифтами, где практически можно было приобрести любую нужную и ненужную вещь, произведений короля не оказалось: распроданы. Продавец из музыкального отдела охотно просвистел мне мотив «Падающего дождя» и вполне прилично пробарабанил на рояле несколько других королевских сочинений.

Почувствовав некоторую тревогу, я помчался в китайский квартал Бангкока, на улицу Эварат. Этот квартал представляет собой сплошные ряды лавчонок, забитых от пола до потолка всякой всячиной. Сушеная рыба переслаивалась здесь с сахаром, чеснок — с креветками, рубашки — с авторучками, зажигалки — с посудой, резные деревяшки — с ювелирными изделиями из золота, серебра, драгоценных и полудрагоценных камней, настоящих и поддельных. Из харчевен валил густой запах чеснока, жарившегося в соевом масле.

На Эварате не менее трех известных мне музыкальных магазинов. Конечно, назвать магазинами крошечные помещеньица, в которые с трудом втискиваются три-четыре человека средней комплекции, можно лишь с огромной натяжкой. Но все же это магазины с разнообразной музыкальной продукцией. Среди нее нужных, мне нот не было, а вот грампластинки с записью королевских песен нашлись. Пластинки меня не устраивали, и, нервно повторяя в уме напутственные слова: «Обязательно найдите! Трех часов хватит?» — превратившиеся для меня каким-то немыслимым образом в музыкальную фразу, я снова двинулся в путь.

Мне пришлось побывать на противоположном берегу реки Чао Прайи, в Тонбури, городе-спутнике, бывшем когда-то (правда, недолго) центром государства непосредственно перед тем, как столица была перенесена в Бангкок.

Бангкок ведь сравнительно молодой город. Ему чуть более 190 лет. Тайцы частенько называют его Крунг Тэп, что в переводе означает «город ангелов». Однако и слово «бангкок» имеет свою расшифровку: «бан» — деревня, «кок» — оливы. Рама Первый, основатель нынешней династии Чакрй, возвел город на месте, где была расположена деревушка, заросшая дикими оливковыми деревьями, и дал ему название Бангкок.

Заскочил я и в магазин на Петбури и даже в лавчонку на Петбури-экстеншн, неизвестно каким образом затесавшуюся в этот огромный квартал баров и ночных клубов, дансингов и массажных, квартал, в котором днем жизнь замирает, как бы набирая силы перед очередным, наступающим с сумерками мощным разгулом.

«Обязательно найдите!..»

Вконец отчаявшись, я вдруг вспомнил о мистере Нобе, владельце транспортной компании. Если мне не изменяла память, как-то в разговоре он упоминал о своем приятеле, работавшем в музыкальной редакции бангкокского радио.

Добраться до конторы Ноба оказалось в тот день нелегко. На одной из улиц машину остановил военный патруль.

— Проезда нет. Район оцеплен.

— Что случилось? — поинтересовался я.

— А! — пренебрежительно махнул рукой офицер. — Опять эти студенты! Митингуют, требуют. Нам бы приказ, мы с ними живо бы расправились! Молокососы! — Он потряс карабином. — Так что разворачивайтесь и давайте в объезд.

Лишь спустя день выяснилось, что же произошло: возмущенные незаконными действиями руководства одного из бангкокских высших учебных заведений, исключившего без всяких на то оснований группу студентов-активистов, учащиеся столицы устроили перед резиденцией премьер-министра внушительную демонстрацию протеста. Более суток сидели они на земле и ждали появления премьера.

Надо сказать, студенты своего добились… Активистов восстановили в правах, процесс учебы был несколько демократизирован, а наиболее реакционных преподавателей уволили.

Сообщая о студенческой демонстрации, местные газеты называли ее «неприятным эпизодом». Тому, что произошло перед роскошным особняком тогдашнего премьера Танома Киттикачона, пресса особого внимания не придала. Среди обозревателей и комментаторов разногласий не было. Они дружно усмотрели в студенческом протесте не что иное, как «стихийный бунт». А между тем это было одно из первых организованных выступлений учащихся страны, один из первых робко потянувшихся к солнцу ростков недовольства, родившихся из семян народного гнева, долгое время дремавшего в бесплодном мраке военно-бюрократической диктатуры Таиланда.

Офицеру, который остановил мою машину и потрясал карабином, вряд ли тогда могло прийти в голову, что через два с половиной года эти самые студенты, эти самые «молокососы» встанут во главе антиправительственного движения и вместе с рабочими и фермерами свергнут ненавистный военный режим «кровавых маршалов» — Танома Киттикачона и его заместителя Прапата Чарусатиена.

Два с половиной года спустя — 14 и 15 октября 1973 года — в стране разыгрались события, которые вошли в историю Таиланда как «кровавое воскресенье» и «кровавый понедельник». Более четырехсот тысяч человек приняло участие в манифестации, организованной студентами столичного Таммасатского университета. Плакаты в руках демонстрантов призывали к отмене чрезвычайного положения, проведению независимого внешнеполитического курса, борьбе с коррупцией, сокращению цен, ликвидации безработицы, увеличению заработной платы…