В поисках Алисы - [44]

Несмотря на покой и тишину, поселок выглядел не умиротворенным, а скорее унылым. Над замерзшими водами Луары неподвижно висел туман, сотканный из колдовских, опасных нитей, тянущих свои зловещие щупальца неизвестно куда, может быть в иное измерение. Все вокруг казалось стылым, серым и ломким. Пикассо мечтал оказаться в постели, особенно с Алисой, которой ему этим утром ужасно, до смерти не хватало. Куаньяр своим тягучим голосом пробубнил ему по телефону, что Кантор действительно снял со своего счета две тысячи евро.

— Значит, так. Немедленно обзвоните все агентства по прокату автомобилей, все агентства недвижимости, и не только в этом департаменте, пусть Бремон поможет. Если понадобится, сами приезжайте. — Куаньяр на том конце провода испустил тяжкий вздох. — Понимаю, — сочувственно сказал Пикассо. — Но я должен двигать в Ла-Боль, к дядюшке.

— Так ведь… — начал Куаньяр, но Пикассо нажал отбой.

Он ощущал настоятельную потребность прикоснуться к жизни Алисы, увидеть места, в которых она бывала, поговорить с людьми, наполнявшими ее существование. И найти ее. Приближение к морю всегда означало для него особые переживания. Море чувствуешь задолго до того, как оно покажется, думал он, сидя за рулем машины. Горизонт становится шире, небо занимает места больше, чем земля, и легко представить себе, что ты в Америке.

— Кое-что появилось, — сообщил Куаньяр, когда инспектор подъезжал к Сен-Назеру. — На прошлой неделе он взял напрокат автомобиль. Белый «кангу», сроком на месяц.

Это была просто отличная новость. Сестры Кантор живы! Пикассо позвонил Пьеру Эштремушу, пересказал ему разговор с Куаньяром и попросил связаться с Венсаном. Прежде чем повесить трубку, потенциальный свойственник Пикассо счел нужным уточнить, что ни на миг не допускал мысли о том, что Франсуа способен пойти на убийство собственных дочерей.

— Зачем ему это? — убежденно проговорил он. Уж кому-кому, а ему, всю жизнь просидевшему в нотариальной конторе, в последнюю очередь следовало бы удивляться странным поступкам некоторых людей.

— Я пока не знаю зачем, — ответил инспектор. — Но собираюсь спросить у тех, кто знает. У его брата, например. У этой, как вы ее называете, тети Фиги.

— Главное — выяснить, где они сейчас, — напомнил Пьер. Ему не слишком нравилось, какой оборот приобретает расследование.

— Я не меньше вашего понимаю, как важно их найти, — не поддался Пикассо. Повисла пауза. — Я буду держать вас в курсе дел.

Волнение Эштремуша передалось и ему, и он напрочь забыл про море. Вдавив в пол педаль, он затормозил перед современным зданием, сиротливо скучающим под противным моросящим дождем. Такой дождь должен идти в конце света, подумал инспектор, зябко ежась в своем быстро намокшем парижском пальто.

Анри Кантор встретил его, шмыгая простуженным носом. Возможно, именно этим объяснялся кавардак в квартире, из-за которого она выглядела меньше, чем была на самом деле. «На грани допустимого», — про себя определил инспектор. Он хорошо знал подобные пристанища, населенные отчаянием. В них порой находили усохший труп в окружении годами копившихся пустых упаковок из-под пирожных, пакетов, набитых пустыми пакетами, тщательно разглаженных серебристых оберток от шоколада и других напластований бытия. Впрочем, воспользовавшись тем, что хозяин удалился на кухню приготовить чай, он огляделся внимательнее и чуть успокоился, обнаружив старые журналы, книги по искусству на французском и немецком языках и пухлые папки с вылезающими из-под обложек рукописными листами, заполненными почерком, не имеющим ничего общего с записью в книге отзывов.

— Я пишу книгу о всемирных выставках. — Анри в упор смотрел на Пикассо, словно оценивая его культурный уровень. — Конечно, я не первый, но мне удалось найти оригинальный угол зрения. — Он отхлебнул обжигающе горячего чаю, шмыгнул носом и добавил: — К сожалению, это почти неосуществимая затея. Почти никаких документов не осталось.

Он закашлялся.

— Вы что-нибудь принимаете? — поинтересовался Пикассо.

— Зачем вы приехали? — вместо ответа спросил тот из-за носового платка.

Пикассо стоял у окна и пытался через дырявую завесу дождя рассмотреть море, равнодушно игравшее вдалеке пенной полосой прибоя.

— Ваши племянницы пропали.

Дядя открыл рот, мгновенно сделавшись похожим на старого идиота.

— Не понимаю, о чем вы…

— Ваш брат тоже исчез.

Анри Кантор поднялся с обезумевшим от страха лицом, подошел к инспектору и схватил его за руку. Тот ощутил эту хватку сквозь все слои зимней одежды, точно в него вцепилась когтями хищная птица.

— Вы должны их найти! Найдите их немедленно! Мой брат, он же ненормальный…

— А более точных сведений вы мне не сообщите? Состояние вашего брата ни для кого не загадка. Где он может быть?

Дядюшка — рог у него по-прежнему оставался открытым — присел, подумал и ткнул в Пикассо своей крючковатой дланью.

— Поймите, он — человек не в себе. — Старик принялся загибать пальцы. — Отец его не любил, считал слишком высокомерным. Мать, не знаю уж почему, явно предпочитала меня. Учителя в школе терпеть его не могли, потому что он был выше их всех. Когда он женился на несчастной Мари-Клод, я надеялся, что все наладится. К сожалению, она вышла за него только ради того, чтобы сбежать от собственной семейки, во всяком случае мне так кажется. Его последним шансом стали дочки, но что он им дал? — Анри говорил все более возбужденно. — Вонючий сарай, от которого на весь сад несло ладаном? Он никогда не мог взять в толк, что люди имеют право жить так, как им хочется. Он вечно давил на дочерей, а они сопротивлялись. Мне стыдно за брата, понимаете? Я всю жизнь несу на себе этот стыд как грязное пятно, которое ничем не смоешь. Почему человек должен отвечать за свою родню? — Он шмыгнул носом. — Я не верю, что это когда-нибудь кончится, вот и все. Наверное, мне до могилы тащить этот крест. И все всегда будут знать, что у меня брат — псих. — Он поглядел на Пикассо затуманенным взором и вздохнул. — А что за спектакль он устроил на кладбище? Примерно то же самое он учинил, когда хоронили нашего отца. Даже хуже. Явился босиком и прямо в церкви запел по-английски песню. Ужасную песню под названием