В поисках Алисы - [2]
— Когда я к ней зашла, у меня и в мыслях не было ничего такого, поверьте, — продолжила Алиса. — Она меня встретила в японском кимоно, очень красивом, из красного шелка. Знаете, женщины придают огромное значение одежде, а красное кимоно — это нечто. Она предложила мне кофе. Потом ей кто-то позвонил, и она с трубкой в руке ушла в глубь коридора. Разговаривала очень тихо.
— Я так и не понял, — прервал ее инспектор, — зачем вы к ней потащились-то?
— Хотела на нее посмотреть. — Алиса пошевелила пальцами, как будто желая насладиться игрой бриллианта в кольце, — вот только никаких колец на ней не было. Потом дернула подбородком в сторону лежащей на столе перед Пикассо желтой папки. — Мне что, надо все с самого начала рассказывать?
— Обязательно, — ответил он. — Тем более что к вам, судя по всему, вернулась способность здраво рассуждать. Ваши первые показания довольно сумбурны.
Она снова заговорила — с неохотой, через силу:
— Она все болтала и болтала по телефону. От ее кофе меня замутило. Я попыталась сосредоточиться, чтобы прогнать тошноту, и подумала, что хорошо бы глотнуть свежего воздуха. — Алиса широко развела руки, будто распахивала окно. — Не знаю, что там произошло, то ли сквозняк поднялся, то ли что, но только… В общем, там фотографии лежали, и они вдруг разлетелись. Я испугалась, даже чашку уронила. Побежала закрыть окно, налетела на круглый столик, он повалился, а на нем ваза стояла… Ужас. — Не поднимаясь со стула, словно привинченная к нему, Алиса руками и корпусом изобразила всю картину — как подул ветер, как с грохотом полетели предметы… Пикассо зачарованно смотрел на нее. — Потом я, кажется, споткнулась о ковер, ухватилась за полку, ну и… Книжки с нее, естественно, тоже рухнули. И тут вернулась Катрин Херш. Бросилась к окну, закрыла. Сразу стало тихо, как после дождя. В смысле, с улицы никакого шума… Она даже не удивилась. Как будто ничего особенного не случилось.
Алиса Конк выдохлась. Она старательно набрала полную грудь воздуха и приложила ко лбу ладонь. И Пикассо вдруг понял, почему эта странная особа так нравится его жене. «Она живая», — однажды обронила Элен. Ему тогда послышался в ее словах какой-то упрек, но сейчас стало ясно, что имела в виду Элен. Алиса производила впечатление человека, поддерживающего с жизнью чрезвычайно сложные отношения, состоящие исключительно из чистых цветов, пронзительных звуков и, как ни странно, изрядной доли отстраненности. Она закурила еще одну сигарету. Пикассо не стал открывать окно. Она ласково улыбнулась ему и продолжила свой рассказ:
— Она налила мне еще чашку кофе, и меня опять замутило, еще сильнее. Я уставилась на ее кимоно, но этот красный цвет меня доконал. Схватила корзинку для бумаг, и… Меня вывернуло. Мне было очень плохо. Я даже задумалась, кто она такая на самом деле, эта девица… Она предложила мне прилечь и чуть не волоком потащила в спальню. Наверное, я на минутку задремала, потому что, когда очнулась, обнаружила, что лежу в кровати с балдахином, и со всех сторон свисает белая кисея. Дверь была закрыта. Я перепугалась до смерти. — Алиса неодобрительно посмотрела на Пикассо, чуть помолчала, а потом очень тихо, почти шепотом, произнесла: — Я сунула руку под подушку и вытащила ночную сорочку. Атласную, цвета слоновой кости. На тоненьких бретельках. Не бретельки, а ниточки… — Она поелозила на стуле. — Катрин Херш вошла в комнату в ту самую минуту, когда я сидела, зарывшись носом в ночную сорочку, и пыталась определить, чем она пахнет… Я сознавала, что выгляжу полной идиоткой с этой тряпкой в руках, ну и… Взяла и высморкалась в нее. Просто чтобы прийти в себя.
Пикассо обменялся с помощником понимающим взглядом, которого Алиса, внимательно изучавшая свои руки, не заметила.
— Я встала и пошла за ней в гостиную. Ковер она уже вычистила и расставила все вещи по местам. Спросила у меня, как я себя чувствую, и уселась рядом на диване. Она вела себя так, как будто меня вообще не было в комнате. Мне кажется, я никогда в жизни никого не ненавидела так, как ее в ту секунду. Длинные блестящие волосы. Самообладание. Водонепроницаемые часы. Вам не понять. Вы думаете, что я — жаба, возмечтавшая есть из одной тарелки с королевской дочерью.
Нежные женщины… Фотокорреспонденты-международники… Волшебные сказки… Пикассо растерялся и опустил глаза. Алиса заплакала — тяжкими, горькими слезами, смазавшими черты ее лица, искривившими рот и затуманившими ясный взгляд. Инспектор протянул ей бумажный носовой платок. Она высморкалась и заговорила снова:
— Она встала, достала с полки коробочку. В ней лежали сигареты. Самокрутки. Протянула мне одну. Мы сидели и молча курили. Я сразу догадалась, что там не просто табак. Потом спросила, не встречались ли мы с ней раньше. Ясное дело, если кто и должен был сохранить эту встречу в памяти, то не она, а я. Несколько лет назад на юге проходил фотофестиваль. Она сделала стойку на Венсана. А у меня поинтересовалась — клянусь вам, это чистая правда, — «как поживает ребенок». Она имела в виду Ирис, ей тогда еще и годика не было. Я вспомнила все это и жутко разозлилась. И назло ей спросила, а почему у нее самой нет детей. Я их хорошо знаю, этих девиц. Их ахиллесова пята — это семья. Она захохотала. Вы, говорит, наверное, единственный человек в Париже, которому неизвестно, что я предпочитаю женщин. Не верю, сказала я. Тогда она встала, взяла меня за подбородок и поцеловала.
Клер, скромная корректорша парижского издательства, искренне верит, что она — неудачница. Ни писательницы, ни переводчицы из нее не получилось, а человек, которого она любила, ее бросил. Но однажды в доме, где живет Клер, появляется новый жилец, месье Ишида. Он по-соседски приглашает Клер на чашку чаю, и она соглашается, еще не догадываясь, что ее тоскливому, но спокойному существованию приходит конец, а впереди — головокружительный водоворот приключений.
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.
Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.
Три смелые девушки из разных слоев общества мечтают найти свой путь в жизни. И этот поиск приводит каждую к борьбе за женские права. Ивлин семнадцать, она мечтает об Оксфорде. Отец может оплатить ее обучение, но уже уготовил другое будущее для дочери: она должна учиться не латыни, а домашнему хозяйству и выйти замуж. Мэй пятнадцать, она поддерживает суфражисток, но не их методы борьбы. И не понимает, почему другие не принимают ее точку зрения, ведь насилие — это ужасно. А когда она встречает Нелл, то видит в ней родственную душу.