В поисках Алисы - [13]
Она вошла в гостиную. Пьер поднялся с дивана, чтобы ее обнять, и у Алисы вдруг возникло ощущение, что она по коленки провалилась вниз — рядом с этой четверкой она не могла не чувствовать себя карлицей. Ее потащили в столовую, где было накрыто к ужину. Устроившись между племянниками, она отвечала на их вопросы о «парижских кузенах» и поездках Венсана. В звуках ломающихся мальчишеских голосов, глубокого и мягкого баса Пьера, беспричинных смешков Клотильды она сладостно отогревалась, словно возле зажженного камина. Разговор, то оживляясь, то замирая, накатывал волнами, от парижских новостей перетекая к местным сплетням. Клотильда первая заметила, что что-то не так. Еще в машине Алиса пару раз раскрывала рот, вроде собираясь о чем-то рассказать, но дело неизменно кончалось глубоким вздохом.
— Она какая-то странная, тебе не кажется? — спросила Клотильда Пьера, помогавшего уносить на кухню тарелки.
Он холодно посмотрел на жену. Вечно она находит странности там, где их нет и быть не может.
— У вас вчера мать умерла, — проговорил он, унося блюдо с сыром и хлеб.
Клотильда столкнулась с ним в коридоре, когда он шел обратно.
— Послушай, — шепнула она ему на ухо. — Куда подевалась ее мягкость? — Она как привязанная тащилась за ним до посудомоечной машины. — Что скажешь?
Пьер напрягся. По опыту он знал, что, когда Клотильда вот так заведется, уйти от ответа на ее вопросы не удается никому.
— Может, решила наконец перестать играть в молчанку?
— В какую молчанку? — удивилась Клотильда.
— Ну как, все же привыкли, что из нее сроду слова не выжмешь. И девчонкой такая была, и потом, когда замуж вышла.
— Да ты что? — Разумеется, Клотильда знала, что ее сестра не любит лишний раз раскрывать рот, предпочитая, чтобы за нее говорили другие. Вечно она кому-нибудь отдавала свой голос — сестре, мужу, ребенку или отцу. — Ты что, хочешь сказать, что я во всем виновата? — Она воинственно тряхнула шевелюрой.
— Ни в коем случае. Мое слово все равно ничего не изменит.
Как всегда, Клотильда надеялась получить в лице мужа снисходительного собеседника, и, как всегда, напрасно.
— Ну где вы там? — В кухонном проеме возникла голова Виктора с вытаращенными глазами, без слов взывавшими: «На помощь! Мы больше не знаем, о чем с ней говорить!»
— Что у тебя с работой? — спросила Клотильда, возобновляя прерванный разговор.
— Хорошо, все хорошо, — выдохнула Алиса. — Работы все больше и больше.
— А у тебя не возникало желания перейти в какой-нибудь более современный музей? — вступил Пьер, лишь недавно открывший для себя существование искусства.
Алиса засмеялась:
— Ах эти современные музеи! Знаешь, чем они заполнены? Пустотой! Огромное помещение, не меньше ста квадратных метров, сверкающее белизной, а в нем — две инсталляции. Нет уж, это не для меня. Я предпочитаю Фрагонара в пыльном и плохо освещенном зале. — Она поднесла к лицу ложку, в изогнутой поверхности которой отражалось ее искаженное лицо. — Я противница новейших технологий, так Шарль говорит. Лучше уж я вступлю в связь с античным бронзовым сатиром, чем с роем мух над кучей постмодернистского дерьма.
Клотильда зажала рот рукой, Поль громко расхохотался, а Виктор уставился на отца, который улыбался своему бокалу с вином.
— Ну ты сказанула! — хмыкнула Клотильда. — Ничего себе!
— Хотя правы, конечно, вы, — продолжила Алиса, теперь обращаясь к Виктору, известному своим интересом к юридическим основам предпринимательства. — Настоящее — это власть моды. Против него не попрешь. А виноваты всегда те, кого больше нет. Удел мертвецов — забвение.
Повисла тишина. Каждый вдруг подумал о Мари-Клод — матери, бабушке, теще. Ее тело и в самом деле еще не остыло, а кто о ней вспоминает? Мальчики с беспокойством смотрели на Клотильду. Обычно она задавала тон, выбирала тему разговора, придумывала нужные фразы. Сейчас она улыбнулась сыну доброй и мягкой улыбкой, означавшей готовность без колебаний разделить с Алисой монополию на истину.
Все перебрались в гостиную. Пьер дочитывал газету, сестры немного побились над кроссвордом из «Фигаро». «Нет, ну надо такое удумать», — время от времени повторяла Клотильда, сидя рядом с Алисой на велюровом фиолетовом диване. «В прошлый раз его здесь не было», — отметила про себя гостья. Взор ее затуманился, и она погрузилась в созерцание новогодней елки, стоявшей возле телевизора в сиянии бесчисленных огней. Разноцветная гирлянда мерцала в ритме ее сердца. Она разглядела золоченые и серебряные шишки, знакомые по старому дому, и поняла, что сестра ничего не выбросила. Рождество было единственным праздником, на который их родители по каким-то мистическим причинам не распространяли налет удушливого цинизма. Если бы все детство, мелькнуло у нее, было таким же счастливым, как те вечера, в дальнейшем это обрекло бы ее на вечную грусть. Она не догадывалась, что счастье остается как раз с тем, кому оно хорошо знакомо.
Первыми ушли спать Поль с Виктором. Потом Алиса, которую сестра взялась проводить в комнату «со шкафами» — действительно их там стояло аж три штуки. Принимая ванну в крохотной каморке под лестницей, она рассматривала свое тело, плавающее под густым слоем пены, словно труп утопленницы. Колокола с соседней церкви прозвонили одиннадцать часов, из-за стены слышались приглушенная музыка и мальчишеский смех. Она припомнила все, о чем болтала за ужином, слегка устыдившись собственному нахальству, закрыла глаза и глубже погрузилась в обжигающе горячую воду. Тутой обруч, сжимавший голову, немного ослаб, и она сейчас же вспомнила: «Читти-Читти, Бэнг-Бэнг». Вот как называлась та машина из английской книжки, которую тетя Фига читала им в детстве. «Это не страшно, что вы ничего не понимаете, — говорила она. — Что-то все равно останется». На самом деле память сохранила только картинки.
Клер, скромная корректорша парижского издательства, искренне верит, что она — неудачница. Ни писательницы, ни переводчицы из нее не получилось, а человек, которого она любила, ее бросил. Но однажды в доме, где живет Клер, появляется новый жилец, месье Ишида. Он по-соседски приглашает Клер на чашку чаю, и она соглашается, еще не догадываясь, что ее тоскливому, но спокойному существованию приходит конец, а впереди — головокружительный водоворот приключений.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.