В погоне за счастьем - [17]

Я не видел ничего подобного. Впервые вижу, чтобы человек мог сидеть без малейшего движения. Мать застыла, словно статуя. Она даже перестала моргать. Знала, что если что-нибудь скажет, вздохнет, перевернет страницу или вообще что-либо сделает, то еще сильнее разозлит Фредди и он ее ударит. И ее неподвижность помогла разрядить обстановку. Через некоторое время Фредди перестал орать. Его настроение изменилось, словно кто-то переключил телевизор на другой канал.

– Пойдем трахаться, – заявил он, сменив гнев на милость.

С того самого вечера я начал использовать эту тактику. Стал так поступать в ситуациях, когда надо было или начинать драться, или убегать. Неподвижность матери была своего рода защитным рефлексом. Так, например, замирают животные, когда видят, что на них может напасть кобра или акула. Животное перестает двигаться и надеется, что станет невидимым. Возможно, сидя неподвижно, мать решила, что так она сможет избавиться от хищника Фредди. Вероятно, именно в те минуты мать придумала, что она сделает, когда Фредди придет ночью пьяный и вырубится на кровати.

План матери был прост: она решила сжечь дом вместе со спящим Фредди. Именно так мне потом объяснили случившееся. Не знаю, как ему удалось потушить пожар. Но точно знаю: Фредди использовал этот повод, чтобы показать, что мать нарушила условия досрочного освобождения из тюрьмы (не будем забывать, что в первый раз она попала в тюрьму исключительно по его наводке), и снова упрятать ее за решетку.

Ни мне, ни моим сестрам никто не рассказал, как все произошло на самом деле. Я извлек для себя единственный урок – надо замирать при наступлении опасности. В последующие годы меня преследовали страхи. Я боялся быть убитым, боялся потерять тех, кого люблю, и все, что имею. И каждый раз при наступлении опасности я замирал. Просто переставал двигаться. Не буду утверждать, что всегда горжусь своим поведением, но тем не менее, когда вокруг меня царит хаос и кажется, что мир летит в тартарары и у меня хотят отнять все то, что мне дорого в этой жизни, я замираю и даже не моргаю.

Просто каменею.

Глава третья Где мама?

Произошло то, чего я боялся больше всего: мать исчезла. Она всего несколько лет была рядом со мной, и вот ее снова нет. Мне стало ужасно грустно и одиноко. Меня отправили в дом дяди Вилли на пересечении Девятнадцатой улицы и Мейнеке, в котором мне было суждено прожить три года. Я ощущал себя героем сериала, внезапно попавшим в другой сериал, в котором есть свой сценарий и совершенно другие персонажи.

Дядя Арчи отвечал на многие мои вопросы уклончиво. Мать отделывалась общими фразами. А дядя Вилли и его жена Элла-Мей на них вообще не реагировали, словно я говорил с ними на чужом языке.

Прошло десять месяцев (для восьмилетнего ребенка это почти целая вечность), прежде чем мне сообщили, что случилось с моей матерью и где она находится. Позже, во время похорон, я увижу стоящую в стороне ото всех мать и тюремного охранника за ее спиной. До этой встречи (истинную причину ее исчезновения мне объяснили спустя много лет) я даже не знал, жива она или нет.

Ситуация осложнялась еще и тем, что нас с Офелией разлучили. Сначала исчезла мать, а потом и старшая сестра. Через много лет после описываемых событий я узнал, что дядя Вилли и тетя Элла-Мей отправили двенадцатилетнюю Офелию в приют для девочек, которые плохо себя ведут.

У дяди с тетей было трое своих детей, поэтому они, в особенности тетя, установили и поддерживали очень строгие правила. Сначала я рос у дяди Арчи, в доме которого вообще было мало правил. Потом жил у пьяницы Фредди, у которого мог заниматься чем угодно, но главное – не попадаться ему на глаза, поэтому строгие правила были для меня в новинку. Офелия попыталась приспособиться к новым условиям и правилам, а вот я начал бунтовать из-за того, что теперь меня заставляли ложиться спать в определенное время и помогать по хозяйству.

Тетя Элла-Мей была темнокожей, высокой и сильной, как амазонка. Она носила очки-кошки, через стекла которых внимательно, словно орлица, следила за поведением детей. Тетя приказала мне помыть посуду. Я буду мыть посуду? Нет уж, это против всех правил. Именно по поводу работы на кухне у меня уже были разногласия с Офелией. Сестра пыталась заставить меня вымыть кухню и посуду. В тот период в отношении кухни я придерживался философии Фредди Триплетта, с которым мы тогда жили.

– Фредди говорит, что мытье посуды – это женское занятие, – ответил я. Сестра хотела задать мне трепку, но я рассмеялся и убежал.

Но от тети Эллы-Мей бежать некуда. Однажды она заметила грязь на стакане и заставила меня целый месяц мыть посуду. Я настаивал, что все тщательно помыл, но она только ухмыльнулась:

– Я даже без очков вижу грязь на этом стакане, – ответила она.

И это были только цветочки.

Тетя была на полголовы выше своего мужа (который нисколько не интересовался вопросами ведения хозяйства). По-моему, она просто решила как можно больше обязанностей переложить на плечи других, чтобы самой делать меньше. Тетя – большая сторонница экономии. Например, чтобы не тратить слишком много молока, она придумала кормить четверых детей хлопьями по очереди из одной и той же тарелки и выдавала нам не ложку, а вилку. Я раскусил ее план и сказал, что хочу есть последним. Пусть за меня съедали хлопья, зато в тарелке оставалось много молока, которое я мог выпить.