В погоне за провокаторами - [7]

Роль Ландезена в тогдашнем разгроме народовольческого движения огромна. Дерптская типография еще несколько месяцев оставалась неарестованной, но в ней ничего более не печаталось. В этой типографии жандармы рассчитывали и впредь, при помощи того же Ландезена, продолжать печатать революционные издания, а затем распространять их и этим путем вылавливать революционеров, кто будут причастны к их распрострнению.

Но в феврале 1885 г. в этой типографии скоропостижно умер хозяин квартиры, революционер Переляев[30], и она таким образом неожиданно для жандармов была случайно обнаружена местной полицией. При обыске в ней были найдены документы Ландезена, и ему поэтому пришлось официально скрыться.

После провала дерптской типографии, — в начале 1885 г., — Геккельман с паспортом на имя Ландезена приехал за границу. Эмигранты встретили его как одного из немногих уцелевших от тогдашних массовых арестов. Он вошел в их среду и стал пользоваться их доверием. Особенно хорошо сошелся с Бахом, Тихомировым, Лавровым, Серебряковым. Конечно, все время, как агент Рачковского, он их «освещал» и расстраивал все их дела. В начале 1889 г. он добился того, что они познакомили его с нами во время издания «Свободной России», и с тех пор он стал «освещать» и нас.

Начальник русского заграничного сыска Рачковский мог играть значительную роль за границей благодаря тому, что французское правительство стремилось во что бы то ни стало заключить союз с Россией и очень дорожило связями с русским правительством. Со своей стороны, русское правительство в общей политике готово было очень многое делать для французского, чтобы оно взамен того помогало ему в борьбе с эмигрантами.

Через своих агентов Рачковский не только освещал эмигрантскую жизнь, но занимался и уголовщиной, и провокацией. Им была разграблена типография «Народной Воли» в Женеве в 1886 г. Его агент, Яголоковский, участвовал в бросании бомб в Бельгии, когда это надо было русскому заграничному сыску для компрометирования русских эмигрантов. Через Ландезена Рачковский много сделал для того, чтобы Тихомиров уехал в Россию, и на деньги, данные Рачковским, Ландезен помог Тихомирову печатать его брошюру «Почему я перестал быть революционером».

Когда весной 1890 г. через Ландезена Рачковский узнал, что Рейнштейн в Париже занимается бомбами, то Ландезен с его согласия принял участие в этом деле. Рачковский рассчитывал арестовать наиболее деятельных эмигрантов, создать против них большой процесс, надолго от них отделаться и разгромить русскую эмигрантскую колонию в Париже. Он надеялся, что французское правительство в данном случае широко пойдет ему навстречу. Было арестовано человек 7–8, принадлежавших к небольшому отдельному кружку, и из них создали процесс. Во всем этом Рачковскому тайно оказывали огромные услуги и французская полиция, и французское министерство внутренних дел.

Однако Рачковскому пришлось отказаться от многого, о чем он мечтал вначале, когда подготавливал аресты. Процесс сразу принял скорее неблагоприятный характер для русского правительства, и во всяком случае аресты в Париже вовсе не отразились на общем положении русских эмигрантов во Франции.

Один из защитников подсудимых Мильеран[31] потребовал ареста и привлечения к делу агента Рачковского провокатора Яандезена. В этом его решительно поддержали и французская пресса, и французское общественное мнение, и даже суд. Яандезен, однако, благодаря податливости французского министра внутренних дел Констана имел возможность скрыться, и сам Рачковский лично благополучно вышел из этого дела. По суду арестованные эмигранты были приговорены к одному-двум годам тюрьмы, а Яандезен заочно был приговорен к пяти годам тюремного заключения.

За свое предательство и свою провокацию Яандезен был щедро награжден. Правительство прикомандировало его, как чиновника, к одному из заграничных посольств, представители высшей аристократии принял участие в его крещении, Александр III[32] разрешил ему переменить фамилию Геккельмана на Гартинга (Аркадия Михайловича) и т. д. С тех пор Яандезен сам занялся организацией политического сыска за границей и долго заведывал им, между прочим, в Берлине. В конце концов, он имел наглость (другого слова нельзя подыскать) добиваться того, чтобы на эту должность его перевели в Париж, а Рачковский постарался даже, чтоб он был награжден французским орденом Почетного Яегиона. Но с русского эмигрантского горизонта Ландезен с тех пор совершенно исчез.

В 1908 г. я был в театре Шатлэ. Давали какой-то русский спектакль. Во время антракта в кулуарах я обратил особое внимание на человека, проходившего в толпе мимо меня, фигура которого меня очень поразила и показалась мне знакомой. Чтобы получше всмотреться в его лицо, я стал его искать, но второй раз увидеть его мне никак не удалось.

Я не ошибаюсь, что в театре Шатлэ я спустя двадцать лет встретил Ландезена, когда он уже под именем Гартинга занимал пост официального представителя русской полиции за границей. Он был седой, а я оставил его брюнетом. Он, очевидно, меня узнал и предполагал, что я его также узнал, и ждал нападения.