В погоне за мощью. Технология, вооруженная сила и общество в XI-XX веках - [7]

Карьера правителя Аккада Саргона, опустошившего все земли Месопотамии вокруг своей столицы (около 2250 г. до н. э.), наглядно демонстрирует возможности и ограничения подобной разновидности организованного грабежа. Как свидетельствует одна из надписей:

«Саргон, царь из Киша, победил в тридцати четырех походах, разрушил стены до самого берега моря… Десница Эниля (верховного божества) не допустила соперника Саргону царю. Пятьдесят четыре сотни воинов ежедневно вкушали пищу в его присутствии»[2].

Обладание регулярным войском в 5400 человек давало великому завоевателю гарантированное превосходство над каждым местным правителем во всех тридцати четырех походах, однако содержание подобной армии требовало постоянных походов, оставлявших одну плодородную землю за другой в разорении и опустошении. Последствия для населения были действительно огромными, и в то же время войско Саргона вполне можно уподобить разразившейся эпидемии, которая выкашивает значительный процент местного населения, однако завершившись, дарует выжившим иммунитет на несколько последующих лет. Разоренные воинами Саргона области теряли свою привлекательность в качестве потенциальной добычи для сравнимых по размерам армий — до тех пор, пока их население и обрабатываемые земли не возвращались к предшествовавшему нашествию состоянию[3].

Однако войны, подобно эпидемическим заболеваниям, в силу массового и близкого контакта бацилл инфекции и местного населения постепенно приобрели характер эндемических. Стоит перенестись из времен Саргона в эпоху империи Ахеменидов (539–332 до н. э.), как становится видно, что по прошествии столь значительного времени войны стали менее разорительными для подданных царя царей. Когда Ксеркс задумал свое знаменитое вторжение в Грецию (480–479 до н. э.), то из царского дворца в Персеполисе наместникам были разосланы распоряжения о заготовке и доставке продовольствия на склады вдоль планируемого маршрута выступления войск. В результате армия, вдесятеро превосходившая войско Саргона, дошла до Греции без сопутствующего разорения земель на своем пути. Следует отметить, что на сравнительно бедной продовольствием греческой земле Ксеркс мог обеспечить своих воинов продовольствием лишь несколько недель, и когда горстка полисов на южной оконечности Пелопоннеса отказалась подчиниться персам, царю царей пришлось отослать домой значительную часть войск. Содержать всю армию в походе в зимних условиях оказалось невозможным[4].

Как видно, поток налоговых поступлений в областях, по которым прошла армии Ксеркса, не был нарушен; наоборот, именно постоянный приток подобных излишков, собранных в продовольственных складах по маршруту движения войск, явился для беззащитного местного населения иммунитетом против разорительного грабежа. Взаимовыгодность подобной системы регулярной уплаты налогов по сравнению с хищнической политикой Саргона очевидна. Царь и его армия обеспечили гораздо более надежный способ получения продовольствия, могли продвигаться гораздо дальше и доходили до поля боя в гораздо более лучшем состоянии нежели аккадские войска, которым приходилось регулярно останавливаться для очередного грабежа по пути. В свою очередь, крестьяне, путем уплаты более или менее фиксированной части своего урожая сборщикам налогов и податей, избегали опасности внезапного разорения и последующего голода. Как ни трудно было их уплачивать (а положение крестьян в империях древности можно определить как нахождение на грани биологического выживания), предсказуемость и регулярность взимания налогов и податей делало имперскую систему Ксеркса куда более предпочтительной, нежели тотальный грабеж Саргона (даже при учете промежутков в несколько лет). Таким образом система налогов и податей, при всем ее неравенстве, оказалась взаимовыгодной как правящему классу, так и крестьянам, поскольку обе стороны предпочитали регулярное отчуждение части производимого продукта грабежу.

Хотя дошедшие до нас письменные памятники других империй древности не представляют столь яркую картину развития системы налогов и податей как в случае с государствами Ближнего Востока, однако очевидно становление подобных имперских, бюрократических структур в древних Китае, Индии и в средиземноморском ареале — в эпоху расцвета Рима. Цивилизации Центральной и Южной Америк (несмотря на некоторое отставание по времени) выработали аналогичные механизмы передачи сельскохозяйственных излишков представителям далекого владыки, который распоряжался продовольствием и иными продуктами, выделяя их либо для ведения войн, либо для отправления религиозных церемоний.

Стоит отметить, что ведение войн не всегда являлось первоочередным. Иногда владыки предпочитали вкладывать средства не в военные кампании, а в помпезные культовые мероприятия или грандиозные строительные проекты. В Древнем Египте, где географические условия значительно упрощали задачу охраны границ, фараоны V династии мобилизовали трудовые ресурсы на строительство пирамид (по одной на царствование), внушительные размеры которых требовали привлечения возможно большего числа работников. Даже в раздираемом войнами Междуречье строительство храмов соперничало с ведением боевых действий по части потребления казенных средств. Баланс расходов на войну и благосостояние варьировался до бесконечности в различных регионах— как в древности, так и более близкие нам времена