В плену у мертвецов - [46]

Власти всегда хотели высмеять заключённых, унизить их, дать им нелепую одежду неестественных цветов. Преступников вываливали в смоле, а затем в пухе и перьях. Христа везли на осле, усадив лицом назад. Инквизиция одевала своих жертв в шутовские колпаки. Если обратиться у Умберто Эко, этот специалист по средневековью приведёт сотни примеров.

В больших тюрьмах в камерах общего режима зэки ходят в трусах. Поскольку зэков много, воздух раскалён десятками тел, пот льётся ручьями, Можно в туалет не ходить, вся выпитая вода выходит через поры. Если зэки одеты, то они в банных шлёпанцах, в спортивных шароварах и в футболках. Иная одежда требуется зэку только для свиданки, для встреч с адвокатом, для выездов в суд и на этап. Обыватель изредка может увидеть дикие физиономии и полуголые тела зэков по телевизору (заснятые храбрым оператором по разрешению предприимчивого начальника тюрьмы) – в родной им стихии, в мокрой горячей дыре камеры. Грубо остриженные, полуголые, деформированные, с выражениями лица, соответствующиму состоянию их психики, зэки не могут нравиться обывателю. Но они и сами себе в таком виде не нравятся и ненавистны. Они с удовольствием бы оделись в чистые, отглаженные костюмы и избавились бы от агрессивно-страдальческих выражений лиц. Искусанные клопами и тюремными комарами, с расчёсанными в кровавые раны руками, с язвами, бедная, вонючая толпа. Российская тюрьма очень похожа на больничку для нищих. Потому что и в тюрьме и в больничке ты лежишь, сидишь, ходишь беспомощным, переодетым в костюм больного: нижнее бельё, тапочки, халат. В тюрьме ты переодет в банные вьетнамки или шлёпанцы, в тренировочные, не стесняющие движения домашние штаны. Лишённый ботинок, каблуков, шнурков,ремешка на брюках, лишённый часов, – ты лишён строгой подтянутой мужественности, стержня в одежде. Тебе оставлено лишь бесформенное, халатообразное, округлое, рыхлое, женское. Бессильное. В этом твоём облике тебе осталось лишь подчиняться.

Ты сидишь, лежишь, ждёшь, пока твои следователи безнаказанно фабрикуют дело, запугивают твоих подельников в тюрьме и свидетелей на воле, добывают доказательства своей фантазии и не торопятся при этом. Ты пролёживаешь бока, ноги твои атрофируются, потому что ты ходишь лишь час на прогулке, руки твои атрофируются, потому что ты (если не занимаешься жалким тюремным спортом) не работаешь ими. Твоя сексуальная жизнь сведена к мастурбации под одеялом, втайне от сокамерников. Твоя психическая жизнь – полный разлом и кошмар. Мозг твой шокирован и страдает от безделия и бессилия. Мозг привык повелевать твоим телом, а в тюрьме он не повелевает твоим телом, он испуганно наблюдает, как телом повелевают чужие.

Кровожадный, требующий на референдумах смертной казни, обыватель не понимает трагедии заключённого. Не способны понять её и те, кто решает судьбу заключённого. Ни следователь, ни судья, ни прокурор не провели в тюрьме и суток. Я спросил старшего следователя по особо важным делам подполковника Олега Шишкина что-то по архитектуре Лефортово и с удивлением узнал, что он вообще не бывал в нашей тюрьме. Следственный корпус, между тем, соединяется с тюремным одной дверью. Однако следователь никогда не был в тюрьме, где содержатся обвиняемые им люди. Он посетил тюрьму (это не было Лефортово) всего один раз, когда был студентом, в составе группы, находился в тюрьме минут тридцать. По Российскому Уголовному Кодексу по статье 158-й, «кража», человек, пойманный за кражей штанов в магазине, получает от закона в среднем три года. Потому что те господа, кто писал тексты УК РФ, ни суток не находились в заключении. Если бы пробыли в заключении какое-то время, то и тридцать суток показалось бы им карой чрезмерной, чтобы подвергнуть ей человека, укравшего штаны.

Обыватель, несмотря на пять выпусков «Криминала» и четыре «Дорожного патруля» в сутки, не знает преступника в заключении и его мизерной доли. Человеческих эмоций сострадания и понимания обыватель не испытывает. Обыватель с личным интересом, с испугом следил только что за поисками сбежавших из Бутырской тюрьмы преступников, очень – очень опасных убийц, как ему сказали, совершивших подкоп. Он волновался три недели. И наконец с облегчением узнал, что двое из очень – очень опасных, столь опасных, что отдан был приказ застрелить их при задержании, что они арестованы, слава Богу! Преступники, как оказалось, жили тихо как лесные мыши, в землянке в лесу в Московской области, никого не трогали. Имея славу убийц и самых-самых опасных, не убили, не ограбили даже никого, не поцарапали: не оправдали тем свою опасность. А ведь какие страшные физиономии: лысые черепа, страшные скулы, оттопыренные уши! (Обыватель никогда ведь не осмелился стричься под ноль, в наши времена тифом не болеют, потому он и не имел шанса увидеть свою собственную балду без украшения волос.) Знаменательно, что по всей России не нашлось ни одного журналиста, чтобы посочувствовать пойманным зэкам, так блистательно бежавшим из якобы неприступной тюрьмы. Людям, приговорённым к пожизненному заключению, не посочувствовал никто. Никто не задумался, почему же убийцы, находясь на свободе, никого не убили. Может быть они вообще не убийцы, тогда нужно пересмотреть их дела!