В пламени холодной войны. Судьба агента - [40]

– Теперь пересел сюда, дальше от микрофона. Слышно стало слабее, но по-прежнему отчетливо.

– Включил приемник на нормальную громкость. Чтение уже невозможно было разобрать. А недовольный продолжал объяснения:

– Вот он снова сел на стул у микрофона. Слышалось лучше, но все еще неразборчиво…

И так далее. Тренировались по расписанию, утомительно и долго. Уходя из подвала, Веннерстрем был выжат как лимон. Однако ему хватило чувства юмора, чтобы подумать: «Ну, уж если сейчас я не полностью обучен – значит, Бог обделил меня сообразительностью».

И вслед за улыбкой пришло неожиданное открытие: определенные микрофоны, установленные, например, в посольстве, вполне могли использоваться для обратной связи. Ничего удивительного, если их имела русская прислуга. Хотя, судя по ценности, вряд ли эта аппаратура – расхожая.

Стиг вообще сомневался, что установка микрофонов оправдывает себя – слишком много запретов и трудностей. Но, вспомнив пленку, прокрученную как-то Сергеем, и ее компрометирующее содержание – пришел к выводу, что определенные результаты это все-таки дает.

Вопреки ожиданиям, русские открыли Веннерстрему не так уж много технических новшеств советской разведки. Научили, например, обращению с батарейным радиоприемником. Симпатичный, карманного размера, он был закуплен в США, а затем переделан так, что мог действовать как передатчик. По мнению шведа, это устройство оказалось просто гениальным. Миниатюрная ручка вынималась, переключая приемник на сеанс передачи, а потом использовалась как ключ при отстукивании азбуки Морзе.

– Как кстати, что я учился работать на телеграфе! Правда, очень давно, – заметил он как-то в разговоре с Петром.

– Это нам известно…

Русский улыбнулся и снова взглянул так, будто ему нравилось преподносить сюрпризы. Неважно какие, лишь бы они удивляли самолюбивого агента.

– Ты получишь такой же приемник, как только прибудешь в США, – пообещал он примиряюще.

После этого Стигу пришлось еще тренироваться с миниатюрным фотоаппаратом, легко умещавшимся в сжатой ладони. Он делал поразительно хорошие снимки и был на редкость нечувствительным к расстоянию и освещению. Веннерстрему позволили сфотографировать документы, разложенные на столе, и через несколько дней показали результат. Снимки превзошли все ожидания.

– Это наша последняя модель, – похвастался Петр и показал фирменный знак: изготовлено рижской фабрикой. Фотоаппарат агенту отдали сразу, предложив захватить его с собой.

Покидая Москву в январе 1952 года, Веннерстрем вздохнул с облегчением. Измученный бесконечными делами, инструкциями, тренировками, прощальными приемами и приглашениями, а также вставшей уже поперек горла общественной жизнью дипломатического корпуса – он не мог дождаться отъезда. Впрочем, несмотря ни на что, Стиг был доволен. Предусмотрительный Петр Павлович добровольно оборвал все контакты с середины декабря. И это было очень кстати. Видимо, военного атташе Швеции ценили больше, чем он предполагал: около пятидесяти человек собралось на Ленинградском вокзале, чтобы попрощаться. Дипломаты толпой стояли на перроне и ждали отправления «Красной стрелы». Большей частью американцы, не подозревающие ничего плохого…

Вернувшись в Стокгольм, Веннерстрем не стал расслабляться, безотлагательно начав готовиться к своей новой миссии. Он уже был наслышан, что шведский военно-воздушный атташе в Вашингтоне имел дополнительные обязанности по закупке военных материалов для нужд ВВС. Но каково же было его недоумение, когда выяснилось, что в родной столице это рассматривали как его основную обязанность! Не принимая в расчет, что обязанность эта была связана с определенными трудностями.

В вооружающемся западном мире главным поставщиком оружия были американцы. Они предлагали самые современные виды, пользующиеся большим мировым спросом. Даже в Швеции стало ясно, что темпы вооружения невозможно сохранить без новых закупок в США. Между тем шведская политика свободы от военных союзов изрядно тормозила товарообмен.

Американские власти строго соблюдали формальности, когда речь шла об экспортных лицензиях, и требовали в качестве основы определенный договор. Различными путями шведы давно уже пытались найти с ними общий язык. Частично это удавалось, и доказательством стала закупка сверхсекретного оборудования для «ДС-3». Остается тайной, что получили американцы взамен этого оборудования, но, должно быть, нечто заманчивое, иначе не поступились бы своими принципами. Были подписаны также и другие договоры с государствами, которые не являлись союзниками и потому обобщенно назывались «дружественными нациями».

В те дни Швеция как раз заключила один такой договор, окруженный большой секретностью. Официально он именовался «перепиской». Это вполне соответствовало действительности, поскольку имелись встречные «письма» шведского МИДа и американского госдепартамента.

Но, находясь в Стокгольме, Веннерстрем еще не подозревал, что секретность эта была всего лишь тактикой страуса, прячущего голову в песок. В один из дней тогдашний начальник материально-технического снабжения ВВС генерал-майор Бенгт Якобссон, по кличке «Кислый Якоб», вызвал его и изложил суть дела, не забыв упомянуть, что оно – тайное.