V. - [197]

Они зашагали по Страда Стретта. Демивольт с черным свертком под мышкой выглядел как беспечный анархист.

– Дороги здесь в ужасном состоянии, – заметил Демивольт, – однако автомобиль у нас имеется.

– Я до смерти боюсь автомобилей.

Стенсил действительно боялся. Всю дорогу до виллы он судорожно цеплялся за сиденье «пежо», стараясь смотреть только себе под ноги. Стенсил предпочитал не иметь дела с автомобилями, воздушными шарами, аэропланами.

– По-моему, это неосторожно, – процедил он сквозь зубы, пригнув голову за ветровым стеклом, словно опасаясь, что оно в любой момент может исчезнуть. – На дороге кроме нас никого нет.

– Она едет с такой скоростью, что в два счета от нас оторвется, – беззаботно прощебетал Демивольт. – Расслабься, Сидней.

Они двигались на юго-запад в сторону Флорианы. Мчавший впереди «бенц» Вероники Манганезе скрылся в облаке пыли и выхлопных газов.

– Засада, – предположил Стенсил.

– Это не в их стиле.

Через некоторое время Демивольт повернул направо. И они поехали вокруг Марсамускетто сквозь сгущавшийся мрак. У болотистого берега шуршал камыш. Оставшийся позади освещенный город походил на наклонную витрину с товаром в убогой сувенирной лавке. Зато какими тихими были вечера на Мальте. Обычно любая столица, когда вы к ней приближаетесь или удаляетесь от нее, создает ощущение мощной пульсации, сгустка энергии, которая передается по индукции, и вы чувствуете присутствие города, даже если он скрыт за холмом или изгибом берега. Но Валлетта безмятежно покоилась в собственном прошлом, в утробе Средиземного моря, издавна пребывая в изоляции от прочего мира, как будто сам Зевс когда-то подверг этот город и остров суровому карантину – может, за старые грехи, а может, по причине еще более древнего поветрия. В таком полном покое пребывала Валлетта, что даже на небольшом расстоянии казалась всего лишь объектом для созерцания. Переставала существовать как живой, пульсирующий организм, возвращаясь в текстуальную неподвижность своей собственной истории.

Вилла ди Саммут находилась за Слиемой на небольшом возвышении около моря; ее фасад был обращен в сторону невидимого континента. То, что сумел разглядеть Стенсил, вполне соответствовало традиционному представлению о виллах: белые стены, балконы, несколько окон со стороны, обращенной в глубь острова, каменные сатиры, преследующие каменных нимф в неухоженном саду, громадный керамический дельфин, извергающий родниковую воду в бассейн. Однако внимание Стенсила привлекла низкая стена вокруг виллы. Обычно невосприимчивый к бедекеровским красотам и достопримечательностям, он вдруг почувствовал, что готов поддаться мягким щупальцам ностальгии, нежно увлекавшим его назад, в детство – к пряничным ведьмам, заколдованным паркам, волшебным странам. Это была стена сновидений; она причудливо изгибалась в свете ущербной луны и вся казалась такой же прозрачной, как и декоративные проемы – одни по форме напоминали лепестки и листья, другие походили на внутренние органы (скорее животных, чем людей) – в ее испещренной известковыми швами каменной кладке.

– Где же мы видели такую стену? – прошептал Стенсил.

В одном из окон верхнего этажа погас свет.

– Пойдем, – сказал Демивольт.

Они перелезли через ограду и крадучись пошли вокруг виллы, заглядывая в окна и прислушиваясь у дверей.

– Мы ищем что-то конкретное? – спросил Стенсил. Позади них вспыхнул фонарь, и чей-то голос произнес:

– Поворачивайтесь. Медленно. Руки поднимите. Хотя Стенсил обладал крепкими нервами и здоровым цинизмом, свойственным людям, сделавшим неполитическую карьеру, и впадающим в детство старикам, он тем не менее испытал легкий шок при виде лица, возникшего в отсвете фонаря. Для человеческого лица оно слишком гротескное, чересчур искусственное и нарочито готическое, – одернул он себя. Верхняя часть носа как будто сползла вниз, преувеличив крутизну перехода от переносицы к горбинке; подбородок словно срезан посередине с одной стороны и вдавлен с другой, отчего уголок рта приподнят в полуулыбке, похожей на изогнутый шрам. Прямо под глазницей поблескивала округлая серебряная пластина. Дрожащий свет фонаря делал это лицо еще более жутким. Правая рука сжимала револьвер.

– Вы шпионы? – вопросил голос. Явно голос англичанина, хотя и искаженный в ротовой полости, о строении которой оставалось лишь догадываться. – Дайте-ка разглядеть ваши лица.

Он поднес фонарь ближе, и Стенсил увидел, как внезапно начало меняться выражение его глаз, которые только и придавали человечность этому лицу.

– Вы оба, – исторг изуродованный рот. – Вы оба здесь. – И в глазах появились слезы. – Значит, вы знаете, что это она и почему я с ней. – Он сунул револьвер в карман, повернулся и сутулясь побрел к вилле. Стенсил шагнул было за ним, но Демивольт, выставив руку, остановил его. У двери человек обернулся. – Неужели нельзя оставить нас в покое? Дать ей возможность примириться с собой? А мне – остаться ее опекуном? Больше мне от Англии ничего не нужно. – Последние слова он произнес так тихо, что морской ветер их едва не заглушил. И мужчина с фонарем скрылся за дверью.