В Пасти Льва - [76]

Равн кивнула. Она думала о Гидуле, Ошуа, Доноване. Вспоминала долгие ночи, проведенные в обществе Домино Тайта. Затем Олафсдоттр повернулась к нему и ухмыльнулась.

— Двигай за мной.

Вначале она подошла поближе к докам, а потом развернулась и побежала прямо через здание, через склады, крича:

— Падаборн! Падаборн с нами!

Она не оглядывалась, не проверяла, следует ли за ней Домино. Сороки Жака, которые все еще укрывались внутри, увидев цвета ее одежды, возликовали и побежали за ней.

— Падаборн!

Половина Сорок Ошуа последовала примеру, хотя они прекрасно знали, что Донован лишь предположительно был Падаборном. Возможно, они решили, что человек со шрамами был лишь прикрытием, а настоящий Гешле прибыл на битву тайком.

На бегу Олафсдоттр успела заметить ошарашенного Донована и округлившиеся от удивления глаза Ошуа, а потом она влетела в охваченное пожаром крыло.

— Прямо через огонь? — раздался позади голос Домино Тайта, но, оглянувшись, она его не увидела.

— А с какой стороны нас меньше всего ждут? Возможен ли более драматичный выход на сцену?

Пламя уже лизало опоры, и облицовка стекала со стен горячими каплями.

— Перейти на взрывные патроны! — крикнула Равн бегущим за ней Сорокам. Замок в двери в конце коридора должен был выйти из строя от жара. — Цельтесь в косяк, распределившись по номерам!

Бойцы сгруппировались возле нее.

— Отсчет ведем от трех…

Тут она увидела, что как минимум половина, включая даже черных коней, успели на ходу перекрасить свои шэньмэты так, чтобы те соответствовали цветам Гешле Падаборна. Гидула был абсолютно прав, когда говорил о воодушевляющем влиянии имени, хотя и ошибался почти во всем остальном.

— Однажды, Домино Тайт, тебе придется мне рассказать, — тихонько произнесла она, — как это ты научился становиться невидимкой.

— Не будь так уверена, что тебе это хочется узнать, — произнес голос за ее спиной.

Жар в пристройке стоял невыносимый; они бежали сквозь огненный туннель. Неожиданно обвалился сегмент потолка, и Сороки, уворачиваясь, на ходу стряхивали с себя горящие обломки. Раздался дикий, звенящий вопль, — скорее всего, девушке серьезно обожгло лицо. Дышать, даже через фильтры, становилось все труднее; шэньмэты не выдерживали роста температуры.

— Прорыв по стандартному шаблону! Седьмая схема! — прокричала Равн, чтобы остальные смогли ее услышать за треском и скрежетом.

— Падаборн! — раздался ответный рев.

Перед ними встала заслоном железная дверь. Из тех, что поднимаются вверх. На полу, охваченные огнем, лежали трупы двух тайчи, проникнувших в крыло чуть ранее. Их скосили установленные Ошуа автоматические орудия, убив бедолаг до того, как началось это безумие. Равн остановилась, точно рассчитав расстояние до двери.

— Стреляем по моей команде. Затем не останавливаемся, идем на выручку трезубцам. Готовьсь, три, два, один, пошли!

И как они пошли! Дюжина стволов взревела в унисон, разнося в клочья пространство вокруг двери. Реактивные заряды вгрызались в размягченную пламенем поверхность и взрывались почти одновременно. Хватило одного толчка, и дверь обрушилась, подобно сходням десантного корабля. Отряд Равн вылетел наружу и рассыпался по окрестностям, все еще выкрикивая имя Падаборна… В первые же мгновения на землю, застреленные в спину, упали три тайчи, которые оказались слишком медлительными, чтобы понять: им настал конец.

Екадрина Шонмейзи повернула окровавленное, изуродованное лицо к столь неожиданно вырвавшимся из пекла «гостям». Стремительным и плавным жестом она отправила в полет метательную звездочку и тут же бросилась к укрытию, созывая свою стаю. Сюрикен угодил в кого-то из врагов и пробил броню, но, падая, человек даже не застонал. Бойцы противника выкрикивали имя Падаборна. Падаборн? Она вдруг заметила нависший над ней силуэт, окрашенный в зеленые и голубые тона, и выстрелила из шокера.

Не став дожидаться результатов, Шонмейзи перекатилась, скрываясь за старым пластостальным ограждением, и выхватила из кобуры пневмопистолет. Шокер должен был оглушить Падаборна, замедлить, а значит, сделать более уязвимым для пуль.

Впрочем, ее не слишком удивило, что тот оказался проворнее. Падаборн сумел избежать попадания из шокера и словно растворился в воздухе. Екадрина поспешила залечь за барьером, и над ее головой разочарованно просвистели пули.

Если не считать потрескивания и скрежета, доносившихся со стороны разрушающегося здания, вокруг стояла полнейшая тишина. Ни единого признака присутствия как вырвавшегося из пламени отряда, так и тайчи. Ситуация была крайне скверной. Точнее, слишком хаотичной для любившей порядок Екадрины Шонмейзи. Взять для начала неожиданное появление черных коней, хотя в тиски-то она собиралась зажать трезубцев. А те вдруг ударили в спину, когда должны были сидеть в ангаре. Потом еще эта потасовка с Большим Жаком, закончившаяся кровавой ничьей по обоюдному, пусть и не высказанному, согласию. Не стоило забывать и о вмешательстве, которым перед битвой так бахвалился Эпри и которое столь неожиданно сорвалось. А теперь еще и Падаборн решил воскреснуть из мертвых.

Выждав еще секунду, она аккуратным, осторожным движением рассыпала «хрустяшки» у противоположной стороны ограждения, чтобы никто не смог подобраться к ней, не выдав себя. Потом она сдернула с пояса дальновидоскоп, подключила его к своим очкам и выставила над барьером.