В Пасти Льва - [44]

— Пергола к северу.

И отряд зашагал по Грэндмавер по направлению к заброшенной автофабрике. Они казались скользящими по земле преждевременно удлинившимися вечерними тенями, двигаясь бесшумно, экономя силы. Ашбанальцев на улицах было мало: вечером в этом районе становилось небезопасно — и случайные прохожие спешили обойти Смертоносных по другой стороне дороги. И лишь один человек спокойно стоял в сгущающихся сумерках на углу Грэндмавер и Берил, наблюдая за гостями планеты так, как шакал провожает взглядом проходящий мимо львиный прайд.

— Над нами, — шепнула Равн Ошуа.

— Вижу, — ответил тот.

Сверившись еще раз со своим локатором, он продолжил идти прежним путем.

Над ними другая Тень повисла на цзань-тросе, перелетев с балкона жилого здания на опору, поддерживающую более высокий уровень Берил-стрит. Там он — или она — покачался на своей веревке, словно паук с паутины наблюдая за проходящими под ним Смертоносными. Мятежник? Лоялист? Или кто-то из редеющего числа «нейтральных», привлеченный объявленным падармом? Этого Равн не знала, но, когда она проходила под эстакадой, волосы на ее загривке зашевелились. Теоретически объявлено перемирие, да только в Пасти Льва взаимодоверие давно принесли в жертву в угоду страсти Манлия. Перемирие на падарм казалось хрупкой и ненадежной соломинкой.

Ошуа взмахнул рукой, и внимание Равн, как и Сорок, переключилось на возникший впереди силуэт, тоже сопровождаемый Сороками, расположившимися в шахматном порядке: Даушу, чуть ли не против своей воли втянутый в восстание.

В конце концов, это не важно. Хотел он того или нет; мечтал или был всей душой против; двигали им корыстные или благородные мотивы… кости брошены, и на кону стояли жизнь и победа. Равн отметила, насколько изможденным стало лицо Даушу с момента их первой встречи на Мире Дангри, когда она сама была еще Сорокой. Время берет свое даже при самом благоприятном стечении обстоятельств… а последние двадцать лет спокойными точно не были.

— Пергола наверху, — прошептал Даушу, кивнув в сторону заброшенной фабрики. — Все обговорено. Остальные держатся в стороне. Верховный сказал… — Он помедлил и облизал губы. — Сказал, что пора уладить конфликт. Если победу одержит Манлий, верховный отзовет своих людей. Если Эпри — это должен сделать я.

— Стало быть, — напрягся Ошуа, — ради одной только гордыни Манлия мы все должны забыть свои клятвы?

— Манлий — мой брат по оружию. Я не могу стоять в стороне и ждать, пока его раздавит верховный.

— Одно следует из другого, — проворковала Равн. — Из крепких семян всходят хлипкие ростки…

— Шевелятся твои губы, — бросил на нее взгляд Даушу, — но слышу я голос Гидулы.

— А что, если Эпри убьет твоего собрата? — играя желваками, воскликнул Ошуа. — Просто забудем о двадцати годах борьбы? О наших погибших братьях… о тех, кого мы сами убили?

К ним присоединился еще один человек: рослая дама, кутающаяся в светло-коричневый плащ и, так же как и Даушу, носящая церемониальный головной убор старшей Тени. Екадрина Шонмейзи опиралась на ростовой посох. Ее улыбка почти повторяла оскал черепа на ее головном уборе.

— Как и мы, — заявила она повстанцам. — Для нас это еще друдней. Мы дралис, чтоб защитит Имена, которых вы хотели убит.

Она говорила с ярко выраженным котизармайанским акцентом, преображавшим, сливавшим согласные и делавшим более твердыми окончания слов. «С» и «з» в их конце звучали подобно змеиному шипению, а начальные — звенели.

Ошуа попятился.

— Мы верные слуги Конфедерации…

Екадрина только отмахнулась.

— Вер своей собственной пропаганде сколько хочеж, Карнатика. На свой зтрах и ризк. Я уже говорила верховному — это плохая мысл, но вражда промеж нас рвет его сердце и грозит его убит. Не так важны условия примирения, как то, что он наступит.

Что интересно, в диалекте Нойтойшлауна напрочь отсутствует понятие среднего рода.

Сзади тихо подошел Гидула, не преминувший сразу же вставить шпильку:

— И что, если победит Манлий, верховный присоединится к нам в борьбе против Названных? А еще какие-нибудь сказки знаешь? Ты так увлекательно их рассказываешь…

Екадрина отбросила плащ за плечи. Под ним обнаружилась превосходного плетения рассеивающая броня, а также пояс и разгрузочный жилет, увешанные всевозможным оружием.

— Имена сами могут о себе позаботитсса, — сказала она.

А потом тихо и не без некоторой настороженности добавила:

— Ходят злухи, кое-кто вышел погулят.

Даушу заметно вздрогнул. Если обыватели и вояки пребывали в страхе перед Тенями, то сами они боялись Названных.

— Они вышли за пределы Тайного Города?

— Некоторые. Возможно. Кто же Им сторож? Помниж, какое-то время назад поговаривали, что один из них сбежал на Периферию? — Вновь улыбнувшись, она отвернулась. — Прошу проздит, мне надо поговорит з моим глупым брадом.

Как только предводительница лояльных Теней удалилась, Ошуа шумно втянул воздух, выдохнул и посмотрел на Даушу.

— Стало быть, соглашение. Но станут ли они его придерживаться?

Равн же задала куда более интересный вопрос:

— А мы?

Раньше в комплексе зданий размещалась автоматическая фабрика, а теперь на первом этаже громоздились бесформенные глыбы проржавевших станков. Разумеется, всеструментов, как и роботов, здесь уже давно не было — их продали, когда предприятие разорилось. Бóльшую часть приборов забрали с собой прежние хозяева, остальное подчистили местные жители. Теперь постройки напоминали грубый карандашный набросок к прекрасной, написанной маслом картине. Огромные участки крыши обрушились то ли от урагана, то ли просто под гнетом прошедших лет. Ржавчина поселилась везде, где только могла, с другими металлическими деталями разделалась коррозия, а все деревянное пожирала гниль. Лишь керамика и пластик делали вид, будто время им нипочем, если только не считать пыльной патины да пятен излишне оптимистичного мха.