В Париже. Из писем домой - [3]
…Мельников рассказывал: кто-то его спросил, как вам нравится в Париже (а он был с одним русским художником)? Мельников ответил: «Прекрасно, очень нравится», – и увидел, что русский художник отвернулся. Тогда Мельников спросил его: «А Вам?» Тот ответил: «Ничего», – и на глазах его были слезы.
Говорят, что здесь есть русские кафе, где бывать невыносимо, там поют русские песни и буквально плачут в тоске. Говорят, что те, кто не может ехать в СССР, не могут выносить такой вещи. И я уверен, если б мне сегодня сказали, что я не вернусь в СССР, я бы сел посреди улицы и заплакал – «Хочу к маме». Конечно, эти две мамы разные: у них это Россия, у меня СССР.
Вот мой адрес… если переменю, то пришлю телеграмму. Можно писать и в наше консульство, я там бываю.
Сегодня купил ночные туфли, без них я очень простужался. Здесь они необходимы, ибо целый день в ботинках устаешь; с удовольствием вспоминал свои валенки.
От 12 до 2 весь Париж завтракает, все, кроме кафе и ресторанов, закрыто. Вино чудное, но очень слабое. Чаю, не пивши, хочу, его абсолютно нигде не видно, как и папирос. Но и чаю, как это ни странно, не хочется.
Здесь дешево отчасти потому, что плохой материал, ибо им важно дешево купить, модно ходить, а как новая мода, опять новое покупать. Нужно покупать английское и американское производство, там иной принцип.
Я все в своей мансарде, окрашенной в цвет уборной масляной краской. Вижу массу вещей и не имею возможности их купить.
Целую всех крепко, а особенно тебя и маленькую Мульку, которую особенно хочется увидеть, хотя бы издали.
Целую, целую, целую.
Анти.
Милая! Я не получаю твоих писем. Жду их невероятно, думаю о тебе всегда, очень жалею, что ты не со мной, я так привык все делать вместе с твоими глазами, говорить твоими ушами и думать вместе с тобой.
Рабочие чертежи делаю в мастерской Фидлера>7 и Полякова>8.
Сегодня бродил по предместьям Парижа, очень забавно. Рабочие играют в футбол, ходят обнявшись, копаются в огородах и пляшут в кафе.
Отмахал пешком верст 15 в гору, оттуда был виден весь Париж. Вернулись в Париж на электричке в девять часов вечера, обедал и пил настоящее Шабли. И, действительно, во рту остается вкус винограда. Очень вкусно… На днях буду видеть автозавод и постройку кинофабрики. Предлагают сделать декорации к кинокартине.
Сейчас получил твое письмо! Как я рад!
Пускай для стен клуба>9 даст Жемчужный три лозунга, помнишь – там, на черных полосах. И если мог бы, сочинить что-нибудь для плаката к живой газете, а также пусть даст небольшой текст в стенгазету.
Есть какой-то способ печатать дома на материи, и можно дома делать модные платки; я теперь думаю, что по приезде тебе устрою мастерскую производства и печатанья разных мелких вещей.
В кино идет «Десять заповедей» Сесиль де Милля, собираюсь пойти. Как я думал раньше, что по улицам увижу наших генералов или офицеров, оказалось, что нет ни одного. Офицеры стали шоферами, а генералы не знаю кем. Вообще, многие не работают.
Говорят так: «Удивительно неспособные французы, – сколько лет живут в Париже и не знают русского языка». Вообще, еще так: «Париж – русская провинция». Говорят, что русские лучшие работники. Правда, они очень французятся, женятся на француженках.
Выставку все же хотят открыть от 20 до 25 примерно апреля. И сколько там понастроили бездарности, ужас!
В 12 часов еду смотреть окраску павильона, в два еду за город чертить клуб, в и часов буду дома. Нужно сегодня все кончить и сдать подрядчику, делать будут три недели, придется ездить на фабрику смотреть.
Привет всем.
Вчера просидел до часу с чертежами клуба в мастерской Фидлера. Он мне сделал расчеты, а я ему раскрашивал его стройку, ателье, кино. Сегодня сдадим подрядчику для составления сметы. Днем купил себе две рубашки, еще нужно купить летнее пальто. Купил проклятую шляпу, ибо в кепке ходить нельзя, так как в ней ни один француз не ходит, а потому на меня везде смотрят с неудовольствием, думая, что я немец. Вот так.
Действительно, здесь все идет по одному. Женщины тоже одеваются совсем одинаково, так что своей жены не найдешь.
Наконец сегодня солнце.
Сдал сейчас подрядчику чертежи, был на фабрике деревянных и металлических изделий, видел машины.
Нахожу свой отель по тому, что можно издали найти Египетский обелиск на площади Согласия. Моя же мечта – жить вблизи башни Эйфеля, тогда всегда легко найти дом.
Радио здесь, видимо, не свободно, очень мало антенн и магазинов. В Германии же всюду радио.
Мой глаз все видит здесь, много вещей всюду видит.
Я брожу с Поляковым, он все мне показывает и удивляется, что я везде вижу что-нибудь. По воскресеньям он будет меня таскать по мастерским и заводам.
Работы по выставке вагон, теперь нужно составить эскизы на оборудование комнат совместно с Поляковым (ибо Мельников хочет и не может, ему все сделал Поляков), а затем начать развеску.
Текстиля рисунков Любови Поповой 60, а твоих 4. Ну, ничего.
Ем я много, скажи матери. В 8 утра подают две больших чашки кофе с двумя булками с маслом – за 3 франка. В 12 или 1 завтракаю в ресторане так: зелень, бифштекс, сладкое и 1/2 бутылки вина. В 6 ч. или 7 – обед. Вечером пишу вам и ложусь в 12 спать, ибо здесь рано встают.
