В Париж на поминки - [5]

Она измерила меня испытующим взглядом и пододвинула мне вторую чашку.

− Верится с трудом! Надо, чтобы ты поехал и поговорил с ним. Не беспокойся, за труды я тебе заплачу. Ты будешь доволен! А когда приедешь, я тебе ещё парочку хороших клиентов устрою. Москву увидишь. Давно был в столице нашей бывшей родины?

− Давно и не очень хочется, − не спеша отпив кофе, задумчиво произнёс я. − Предпочёл бы сейчас лежать и спать. Признайся, ты желаешь получить доказательство его виновности, чтобы развестись, только честно.

Она замолчала и закрыла глаза, но через минуту продолжила:

− Нет, ты меня не понял. Я не знаю, чего хочу. Я запуталась, Малик. Боюсь, что он сделает какую-нибудь глупость.

− Давай поговорим о незнакомце. Ты, кроме перстня и рыжих волос, ничего не видела? Или какие-нибудь особые приметы?

Сафа сморщила кончик носа и кивнула.

− Помню, что высокий, потом пахло от него, и явно приезжий. Да, вспомнила голос командный, как на парадах.

− Он же ходил за тобой несколько дней, выслеживал, и это всё, что ты можешь сказать о нём? − сквозь зубы заметил я.

− Не иронизируй, дослушай до конца. Всю ночь и утро я думала об этом перстне. Что мне показалось необычным, так это то, что он был бронзовый. Наши мужчины носят золотые, на худой конец, серебряные. Мне кажется, я его видела и раньше, несколько раз и в разных местах. Слушай меня, я хоть и деловая, но всё же восточная женщина, мы не смотрим в глаза мужчин, но зато всё остальное от нашего взгляда не ускользнёт. Я видела этот перстень.

Она схватилась за сердце и тяжело вздохнув, продолжила:

− Извини, я несу всякий вздор, не сердись, я постараюсь, я должна всё вспомнить, но попозже, а теперь езжай за паспортом. Вот тебе визитка отеля, я остановилась на семнадцатом этаже. Временно переехала, пока установят новую дверь. Внизу скажешь, что ко мне и тебя сопроводят. Не шарь по карманам, всё оплачено. Иди, мне ещё надо кое с кем переговорить. Стой, и никому о нашем разговоре.

Я остановился на полпути к входу, повернулся и поднял обе руки.

− Конечно, Сафа, можешь не сомневаться.

− Жду тебя через час, не опаздывай, а щегольские тонкие усики лучше сбрей, старят тебя, − услыхал я, выходя из зала.

Тебя не спросили, подумал я и выскочил из кафе.

В двенадцать я стоял в холле отеля под чутким взглядом обслуживающего персонала с моим другом Фуадом. После звонков и переговоров по телефону мы оказались перед дверью в номер, по обе стороны которого стояли “ два шкафа” по сто килограммов и ростом с дверь, не объехать, не обойти. Дверь неожиданно открылась, в первой комнате никого не было, зато из второй доносился недовольный голос Сафы.

− Посидите минутку, сейчас закончу, в баре есть всё, и не стесняйтесь, всё оплачено, — крикнула она нам. − Если голодны, закажите что желаете.

Закончила Сафа только минут через тридцать, за это время мы успели подробно рассмотреть не только гостиную, но и ванную комнату. На стенах гостиной висели репродукции картин нидерландского абстракциониста Пита Мондриана, это мне сказал Фуад.

Влетела она в гостиную как бакинский ветер, с невообразимой причёской: всколоченные волосы в разные стороны, пучок волос при этом закрывал правую часть лица. За ней вприпрыжку неслась немолодая женщина с ножницами, целясь ей в голову. Со стороны казалось, что на наших глазах совершается убийство.

− Мы пришли, − тихо сказал я, и мы привстали с дивана. − Сафа, дорогая, не надо нас пугать, что ты с собой сделала?

Я перевёл дух, а ещё раз взглянув, добавил:

− Это что за зоопарк на голове?

− А, ты насчёт моей причёски? Не обращай внимания, это последний писк моды, вчера в Милане мои девочки всех покорили этой причёской. И она точно соответствует моему настроению. Возьми деньги, здесь тысяча долларов. Я думаю, два дня тебе хватит, постарайся образумить его и возвращайся. Оплаченный билет туда и обратно заберёшь в аэропорту. Значит так, внизу прямо у входа тебя ждет белый “Ford”.В аэропорту тебя встретят. Вот ещё возьми со стола сотовый телефон с сенсорным дисплеем, он с роумингом. Нажмёшь на дисплей и можешь говорить. Это так, на всякий случай. Всё, можешь идти.

Это она говорила, несясь по гостиной и раздавая поручения по телефону, за ней продолжала бегать женщина с ножницами, следом, истошно лая и стараясь подпрыгнуть и укусить за ногу, неслась маленькая собачка. Этот бег остановил только мой решительный призыв.

− Познакомься с Фуадом, мой друг − художник.

Честно говоря, Фуада не надо было особо и представлять, за него говорил его облик. Вьющаяся грива, перехваченная узлом на затылке, борода, вельветовая рубашка — его гордость, изношенные кроссовки «а-ля боксёр», затёртые и потерявшие товарный вид джинсы “Leе”, в кармане мелочь и ключи от дома. Не брился он, по крайней мере, неделю. Таков он был во всём.

Сафа закричала, все застыли как вкопанные, даже эта истеричная маленькая собачонка.

− Фофа, неужели это ты!!

Только самые близкие и родные называли его Фофа.

− Слушай, где ты пропал, я тебя сто лет уже не видела. Это родственник мой, я его помню вот таким, − обратилась она ко мне. − А сейчас вот как вырос. С бородой я бы тебя не узнала. Рост метр восемьдесят, наверное?