В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть) - [72]

Вступив в должность, Викентий Петрович без промедления решил лично познакомиться со строительством нового институтского корпуса. Отметив имевшиеся неполадки, он попытался их устранить. То там, то здесь слышался его неукротимый, перекрывающий шум строительных механизмов, мускулистый рокочущий голос:

— Слышь?.. Выше подай!.. Эй, ты… Поаккуратнее там… Пилястры не задень…

На самый главный вопрос, почему так медленно продвигается дело, Викентию Петровичу ответили так: не хватает рабочих рук.

Разговоры об ускорении строительства нового корпуса за счет внутренних резервов шли давно, но только Викентию Петровичу удалось перевести пустые словопрения в практическое русло, настоять на принятии решения, согласно которому каждый отдел, в соответствии с его численностью, обязан был регулярно предоставлять для работы на стройке определенное количество человек.

У вернувшегося из Приэльбрусья Сергея Сергеевича отчет по командировке без визы Викентия Петровича не только не утвердили, но даже не приняли.

— А кто, простите, такой этот Викентий Петрович?

Ему популярно объяснили, однако Триэс как будто не понял.

— Заместитель директора по общим вопросам отродясь нам командировки не подписывал.

— Так раньше было.

— Всего неделю назад.

Девушка махнула рукой, точно с тех пор прошла вечность.

Викентия Петровича Триэс не без труда нашел в одной из лабораторных комнат, из которой только что выселили научных работников. Площадей в институте хронически не хватало, и поэтому освободившийся кабинет бывшего заместителя директора по общим вопросам явочным порядком заняли «бумажники» — так называли в институте стремительно растущий контингент сотрудников, работающих с деловыми бумагами. Они оперативно воспользовались безвластием, и в тот день, когда один заместитель ушел, а другой еще не пришел, въехали всем табором вместе со всем своим громоздким реквизитом. Пришлось находить место для нового кабинета, освобождать одну из рабочих комнат, выселять людей, выносить оборудование, демонтировать вытяжные шкафы, разбирать лабораторные столы — словом, превращать полноценную химическую лабораторию в полноценный кабинет заместителя директора по общим вопросам.

Временно же Викентий Петрович ютился и принимал посетителей в помещении, которое уже перестало быть лабораторией, но еще не успело стать кабинетом. Сидел он в самом углу за небольшим обшарпанным канцелярским столом среди мусора и развала как некое лицо, ответственное за ликвидацию тяжелых последствий землетрясения. На месте выкорчеванного оборудования торчали остатки изуродованной арматуры, раздвижные застекленные стенки вытяжных шкафов были размашисто крест-накрест перечеркнуты широкими белыми полосами, то ли предупреждающими о хрупкости стекол, то ли свидетельствующими о том, что не только лабораторной комнате, но и лабораторным шкафам пришел каюк. Черную стеклянную табличку на двери с названием научного подразделения, которому принадлежала лаборатория, сорвали, разбили — от нее остался лишь бледный прямоугольный след.

Сергей Сергеевич изумился, как быстро удалось разгромить такое сложное, прочное сооружение, хотя удивляться, собственно, было нечему: за последние годы Институт химии накопил богатый опыт подобного рода реконструкции.

Триэс задержался в дверях. Викентий Петрович кивнул, приглашая зайти.

— Садись, — предложил он, погружаясь в изучение командировочного удостоверения.

Сергей Сергеевич сел.

— Что-то я тебя не знаю. Давно здесь работаешь?

— Да уже лет двадцать.

Викентий Петрович удовлетворенно кивнул, прищурился, наморщил лоб, как бы вспоминая то далекое, славное, двадцатилетней давности время, когда и он, совсем еще молодой, гонял мяч по зеленому полю.

— Ну что ж, ладно. Давай двигай науку…

По-хорошему улыбнулся. Без лишних вопросов поставил крутую закорючку.

Осторожно закрыв за собой пачкающую дверь, Сергей Сергеевич как-то сразу забыл о существовании Викентия Петровича, ибо отправка образцов в Институт токсикологии волновала его куда больше, чем хамоватое панибратство нового заместителя директора по общим вопросам. «Что за чушь несусветная! Ведь не первый год работаем. Какая токсичность? Какая вредность? Все будто с ума посходили».

Игорь Леонидович Сирота как начальник отдела отрицал свою причастность к организации проверки. Инициатива-де исходила от отдела техники безопасности. Вот, мол, Сергей Сергеевич пусть сам теперь с ними и разбирается. Словом, Правая лаборатория провела свою решающую наступательную акцию безупречно, надежно спрятав концы в воду.

Сергей Сергеевич метался из угла в угол, точно дикий тигр в клетке, не зная к чему придраться, на ком сорвать злость.

— Зачем столько горшков? Все окна заставили. У нас химическая лаборатория или оранжерея? А это что за уродец?

— Аскольд полил его как-то кротоновым раствором, — терпеливо объяснял Ласточка. — С тех пор не растет. А концентрация, между прочим, была ерундовая, меньше процента…

Решительно отодвинутый профессором в сторону, горшок с неказистым растением, которое не росло, но и не погибало, противно скрипнул по подоконнику.

Несколько успокоившись, Сергей Сергеевич достал из своего разношенного портфеля блокнот с приэльбрусскими записями и принялся что-то вполголоса обсуждать с Валерием Николаевичем. Они просидели в лаборатории допоздна, склонившись над столом, а Гурий, работавший, как обычно, под тягой, ревниво и настороженно прислушивался к их нескончаемой беседе.