В ожидании счастья - [7]

В туалете было полно женщин, сверкающих фальшивыми бриллиантами, в переливающихся платьях, блестках и стразах. Все вертелись перед зеркалами, брызгались и капали в рот освежители дыхания, подводили губы, подрумянивались и душились без нужды, взбивали кудри и подтягивали груди. Некоторые явно любовались собой. Я скинула туфли, закурила и заняла очередь в туалет. Вдруг кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулась и оказалась лицом к лицу с красивой женщиной; думаю, она была бы еще красивее без слоя грима и накладных волос (готова поспорить, что это был шиньон), то есть, если бы больше было видно ее лицо.

— Ни к черту у тебя платье, девочка, а уж носишь ты его вообще… — сказала она.

— Это точно, — поддакнуло чье-то отражение в зеркале.

— Спасибо. — Я улыбнулась.

Когда кабина освободилась, я вошла. Выйдя, посмотрелась в зеркало, пожелала всем счастливого Нового года и вышла.

Через дверь в танцевальный зал было видно, как в кругу танцевала целая толпа пар, тесно прижавшихся друг к другу под звуки „На самом деле" Лайонела Ричи. Одной стоять было глупо, но и танцевать идти расхотелось. Не люблю медленные танцы впритирку с чужими мужчинами.

Я переминалась с ноги на ногу — палец на левой ноге болел ужасно — и вдруг почувствовала, что колготки побежали от бедра вниз широкой дорожкой. Черт возьми! Вот почему я их терпеть не могу. Вернуть бы хоть половину денег, которые у меня уходят на колготки, была бы я богачкой. Я нагнулась посмотреть, докуда добежала дорожка, и заметила краем глаза довольно стройные ноги в ковбойских сапогах без шпор. Подняв глаза, я увидела потрясного мужчину, волосы — соль с перцем, бородка — с проседью. На нем был галстук с серебряными бомбошками. „Не может быть, чтобы это был Лайонел", — подумала я, но тут он улыбнулся ослепительно и вопросительно посмотрел на меня: „Ты, наверное, и есть та самая?.." Я тоже улыбнулась. Он болтал с какими-то парнями, по, похлопав одного по плечу, направился ко мне.

— Саванна?

— Лайонел?

Я думала, он поздоровается за руку, и обалдела, когда он меня обнял, — просто не была готова к этому. Пока он меня не отпускал, секунды две, я успела подумать: „Есть Бог на свете, и сегодня он меня слышит".

— Ну вот и встретились наконец, — произнес он и отпустил меня так осторожно, словно я могла упасть. — Какая приятная неожиданность. Так. Ты давно здесь? Тебе нравится?

— Я здесь уже около часа. Да, здесь здорово. Хороший вечер.

— Отлично, отлично, — проговорил он, глядя на меня так, будто тоже не ожидал того, что увидел.

Я постаралась как можно незаметнее втянуть живот и выпятить грудь и молилась, чтобы он не задавал слишком много вопросов, ибо, чтобы отвечать, нужно было дышать, а этого мне делать не хотелось, по крайней мере, пока мы не сядем.

— Принести тебе чего-нибудь выпить? За каким столиком ты сидишь?

Никогда не видела, чтобы можно было улыбаться и говорить одновременно, но у него это получалось.

— Н-нет, я нигде не сижу, но с удовольствием выпью вина. — Я взглянула вниз и быстро вздохнула.

— Белого или красного?

Меня потрясло, что у него хватило соображения спросить и это.

— Белого, „Зинфандель" пожалуйста.

— Я сейчас. Никуда не уходи.

Я и не собиралась уходить. Сразу видно, этот мужчина не такой, как все. Прежде всего он вежливый и грамотно изъясняется. Во-вторых, он здесь единственный не в вечернем костюме. На нем были выцветшие джинсы и белая рубашка. Никогда не видела, чтобы белая рубашка так кому-нибудь шла. Я наблюдала, как он идет: он шел, как мужчина, уверенный в себе, как будто сознавая свою силу. И казалось, если я только не ошибаюсь, люди перед ним расступались, давая ему пройти. Мне уже нравилось, как он держится.

Очень хотелось закурить, но я старалась не выдавать волнения и, нашарив в сумочке два мятных шарика „тик-так", быстро принялась их сосать. Чтобы не показать, что я волнуюсь или растеряна, я притворилась, будто ищу кого-то в толпе. Пока я выискивала этого невидимого кого-то, Лайонел вернулся.

— Ищешь кого-нибудь? — поинтересовался он.

— Нет. Показалось, что узнала одного человека, но это не он.

— Ты сегодня такая красивая! — сказал он, и я готова была сквозь землю провалиться от смущения.

Я покраснела и произнесла самое нежное „спасибо", какое только можно вообразить.

— Ты не возражаешь, если мы присядем за мой столик?

— С удовольствием.

За столом сидели еще несколько явных пар и было три свободных места. Я положила сумочку на колени так, чтобы не было видно живота, и скрестила руки перед собой.

— Так ты давно в Денвере?

— Три года.

— Нравится?

— Неплохо, но я переезжаю в Финикс в конце февраля.

— Почему именно в Финикс?

— Там предлагают работу лучше.

— А чем ты занимаешься?

— Последние три года работаю в отделе рекламы одной нефтяной компании. В Финиксе обещают то же самое, но только на телестудии.

— Интересно, — он медленно кивал головой, пока я рассказывала. — Наших там немного, да?

— И в Денвере наших мало, но ведь нас это не остановило — живем здесь.

— Ты права. Говорят, в Аризоне красиво. Ты хорошо переносишь такую жару?

— Я вообще-то жару предпочитаю холоду.

Он засмеялся.

— По-моему, ничего такого смешного я не сказала, — но сама вдруг тоже захохотала как дурочка. Хотела было спросить, чем он сам занимается, но поскольку он сам обмолвился, что собирается начать новое дело, решила подождать. Вообще не люблю сразу же у мужчины спрашивать, где он работает, а то он еще подумает, что тебя только и интересует, сколько он получает (хотя это и немаловажно). Обычно я задаю вопросы, чтобы побольше узнать о самом человеке.