В ожидании - [98]

— Это я знаю, — невозмутимо ответила Динни. — Дядя, скажите мне толком: что они замышляют?

Эдриен покачал головой:

— Они, видимо, и сами не могут сказать, пока не узнают, каков будет порядок выдачи Хьюберта. Известно одно: боливийцы Халлорсена уезжают не в Штаты, а обратно в Боливию, и для них изготовляется ящик с мягкой обивкой изнутри и хорошей вентиляцией.

— Вы имеете в виду его черепа?

— Или их копии. Они уже заказаны.

Ошеломлённая Динни уставилась на дядю. Тот пояснил:

— И заказаны человеку, который считает, что копирует сибирские черепа, и притом не для Халлорсена. Вес черепов измерен совершенно точно сто пятьдесят фунтов, то есть примерно вес взрослого мужчины. Сколько весит Хьюберт?

— Около одиннадцати стонов.

— Правильно.

— Продолжайте, дядя.

— Раз уж я зашёл так далеко, изложу тебе мою гипотезу, а ты хочешь принимай её, хочешь — нет. Халлорсен с ящиком, набитым копиями, отправляется тем же пароходом, что и Хьюберт. В первом же порту, где будет остановка, скажем, в Испании или Португалии, он сходит на берег с ящиком, в котором спрятан Хьюберт. Предварительно он ухитряется вытащить и выбросить за борт все копии. Настоящие кости уже дожидаются его в порту. Он наполняет ими ящик, а Хьюберт удирает на самолёте. Вот тут в игру входят Ален и Джин. Они улетают — видимо, в Турцию, судя по тому, что тебе понадобилось. Перед твоим приходом я как раз обдумывал — куда. Если власти начнут приставать, Халлорсен выкладывает подлинники черепов, а исчезновение Хьюберта будет объяснено прыжком за борт — копии-то падали с плеском! — или просто останется загадкой. По-моему, довольно рискованная затея.

— А если корабль не зайдёт в порт?

— Вероятнее всего, зайдёт. Если же нет, им остаётся устроить что-нибудь, пока Хьюберта будут везти на пароход или по прибытии в Южную Америку. Последнее мне кажется наиболее безопасным, хотя самолёт в данном случае исключается.

— Но чего ради профессор Халлорсен идёт на такой риск?

— Тебе ли спрашивать, Динни!

— Это чересчур. Я… я не согласна.

— Ну, дорогая, помимо всего прочего, он сознаёт, что сам втравил Хьюберта в эту историю и обязан вытащить его. Не забывай — он представитель нации, которая воплощает собой энергию и убеждена, что каждый имеет право осуществлять закон своими руками. Но он не из тех, кто торгует услугами. К тому же он ходит в одной упряжке с Аленом Тесбери, а тот сам увяз ещё глубже, чем он. Словом, тебе ничто не угрожает.

— Но я не желаю быть обязанной ни одному из них. Дело не должно зайти так далеко. Наконец остаётся сам Хьюберт… Неужели вы думаете, что он согласится?

Эдриен стал серьёзен.

— Думаю, он уже согласился, Динни. В противном случае он просил бы отпустить его на поруки. Вероятно, его передадут представителям Боливии, так что он не будет чувствовать себя нарушителем английских законов. По-моему, наши убедили его, что сами ничем не рискуют. Вся эта история, несомненно, ему осточертела, и он готов на всё. С ним действительно обошлись крайне несправедливо, а он к тому же недавно женился.

— Да, — беззвучно согласилась Динни. — А вы, дядя? Решили?

Эдриен так же тихо ответил:

— Твой совет правилен. Я уезжаю, как только всё это кончится.

XXXVI

Ощущение немыслимости того, что готовится, не покидало Динни после её свидания с Эдриеном: она слишком часто читала о таких вещах в книгах. Тем не менее существовала история и существовали воскресные газеты. Мысль о воскресных газетах почему-то успокаивала Динни и укрепляла её в решимости добиться того, чтобы дело Хьюберта не попало в них. Но она добросовестно послала Джин турецкий разговорник и, пользуясь отлучками сэра Лоренса, продолжала изучать карты в его кабинете. Она ознакомилась также с расписанием южноамериканских пароходных линий.

Два дня спустя сэр Лоренс объявил за обедом, что Уолтер вернулся из отпуска, но что, несомненно, пройдёт некоторое время, прежде чем руки у него дойдут до такой мелочи, как дело Хьюберта.

— Мелочь! — возмутилась Динни. — Его жизнь и наше счастье — это мелочь?

— Моя дорогая, жизнь и счастье людей — предмет повседневных занятий министра внутренних дел.

— Какая страшная должность! Мне она была бы ненавистна!

— Вот в этом и заключается твоё отличие от государственного деятеля, Динни. То, что ненавистно государственному деятелю, не имеет никакого отношения к жизни и счастью его соотечественников. Все ли готово для блефа в случае, если Уолтер займётся Хьюбертом немедленно?

— Дневник отпечатан, — я подписала корректуру; предисловие написано. Сама я его не читала, но Майкл утверждает, что это шедевр.

— Отлично! Шедевры мистера Блайта кого угодно заставят призадуматься. Бобби даст нам знать, когда Уолтер примется за дело.

— Что такое Бобби? — спросила леди Монт.

— Незыблемое учреждение, дорогая.

— Блор, напомните мне, чтобы я выписала щенка-овчарку.

— Да, миледи.

— Ты замечала, Динни? У них в глазах есть какое-то божественное безумие, особенно если морда белая. Их всех зовут Бобби.

— Найдётся ли что-нибудь менее божественно безумное, чем наш Бобби, а, Динни?

— Дядя, он всегда держит слово?

— Да, на Бобби можно положиться.

— Я хочу посмотреть на состязания овчарок, — сказала леди Монт. Умные создания. Говорят, они знают, какую овцу нельзя кусать. И потом, они такие худые — одна шерсть и понятливость. У Хен их две. А твои волосы, Динни?