В ожидании - [61]

— Да. Все правительства это знают. Я — военный, но я не понимаю, зачем они продолжают тратить сотни миллионов на солдат и матросов, которых, видимо, никогда не пустят в дело. Если жизненные центры страны разрушены, армией и флотом управлять нельзя. Сколько продержатся Италия и Франция, если подвергнуть газовой атаке все их большие города? Англия и Германия не протянули бы и недели.

— Ваш дядя, хранитель музея, уверял меня, что при современных темпах человек снова быстро опустится до уровня рыбы.

— Рыбы? Каким образом?

— Очень просто: двигаясь по эволюционной лестнице в обратном направлении — млекопитающие, птицы, пресмыкающиеся, рыбы. Мы скоро станем птицами, в результате этого начнём пресмыкаться и ползать и кончим где-нибудь в море, когда суша станет необитаемой.

— Почему бы не закрыть воздух для войны?

— А как его закроешь? — вставила Джин. — Государства не доверяют друг другу. Кроме того, Америка и Россия не входят в Лигу наций.

— Мы-то, американцы, согласились бы войти. Но наш сенат, пожалуй, заартачится.

— Сенат у вас, кажется, вечный камень преткновения, — проворчал Хьюберт.

— Такой же, каким была ваша палата лордов, пока её не отхлестали в тысяча девятьсот десятом. Вот эта утка.

Халлорсен указал на редкую птицу. Хьюберт долго рассматривал её.

— Я стрелял таких в Индии. Это… Забыл, как её называют. Идёмте. До неё можно дотянуться с мостков. Подержу в руках — тогда вспомню.

— Нет, нет, — запротестовала Джин. — Сейчас четверть четвёртого. Он, наверно, уже на месте.

И, не определив породу утки, они возвратились в министерство иностранных дел.

Манера Бобби Феррара здороваться пользовалась широкой известностью. Он вздёргивал руку антагониста кверху и оставлял её висеть в воздухе. Не успела Джин водворить свою руку на место, как сейчас же приступила к делу:

— Вам известна эта история с выдачей, мистер Феррар?

Бобби Феррар кивнул.

— Вот профессор Халлорсен, который был главой экспедиции. Угодно вам взглянуть на шрам моего мужа?

— Очень, — сквозь зубы процедил Бобби Феррар.

— Покажи, Хьюберт.

Хьюберт со страдальческим видом вновь обнажил руку.

— Удивительно! — объявил Бобби Феррар. — Я же говорил Уолтеру…

— Вы виделись с ним?

— Сэр Лоренс просил меня об этом.

— А что сказал Уол… министр внутренних дел?

— Ничего. Он видел Бантама, а Бантама он не любит и поэтому отдал распоряжение на Боу-стрит.

— Вот как! Значит ли это, что будет выписан ордер на арест?

Бобби Феррар, погруженный в созерцание своих ногтей, кивнул.

Молодожёны посмотрели друг на друга.

Халлорсен с расстановкой спросил:

— Неужели никто не в силах остановить эту банду?

Бобби Феррар покачал головой. Глаза его округлились.

Хьюберт встал:

— Сожалею, что разрешил посторонним впутаться в это дело. Идём, Джин.

Он отдал лёгкий поклон, повернулся и вышел. Джин последовала за ним.

Халлорсен и Бобби Феррар стояли, глядя друг на друга.

— Непонятная страна! — воскликнул американец. — Что же нужно было делать?

— Ничего, — ответил Бобби Феррар. — Когда дело попадёт к судье, представьте все свидетельские показания, какие сможете.

— Разумеется, представим. Счастлив был встретиться с вами, мистер Феррар.

Бобби Феррар усмехнулся. Глаза его округлились ещё больше.

XXIV

В установленном законом порядке Хьюберт был препровождён на Боустрит по ордеру, выданному одним из судей. Пребывая в состоянии пассивного протеста, Джин вместе с остальными членами семьи высидела до конца заседания. Подтверждённые присягой показания шести боливийских погонщиков мулов, которые засвидетельствовали факт убийства и утверждали, что оно было неспровоцированным, — с одной стороны; прямо противоположные показания Хьюберта, демонстрация его шрама, оглашение его послужного списка и допрос Халлорсена в качестве свидетеля — с другой, составили тот материал, на основании которого судье предстояло вынести решение. Он вынес его. Обвиняемый заключался под стражу впредь до прибытия затребованных защитой документов. Затем началось обсуждение столь часто опровергаемой на практике презумпции британской законности: «Пока преступление не доказано, задержанный считается невиновным», — в связи с просьбой последнего о передаче его на поруки, и Динни затаила дыхание. Мысль о том, что Хьюберт, только вчера женившийся и по закону считающийся невиновным, будет брошен в тюремную камеру вплоть до прибытия плывущих через Атлантику документов, была ей нестерпима. Однако солидный залог, предложенный сэром Конуэем и сэром Лоренсом, был в конце концов принят, и девушка вышла из зала, облегчённо вздыхая и высоко подняв голову. На улице её нагнал сэр Лоренс.

— Наше счастье, что у Хьюберта вид человека, неспособного солгать, сказал он.

— Этим, наверно, заинтересуются газеты, — пробормотала Динни.

— Голову даю на отсечение, что да, милая моя нимфа.

— Как это отразится на карьере Хьюберта?

— Думаю, что положительно. Запрос в палате общин дискредитировал его, но когда появятся заголовки: «Британский офицер против боливийских метисов», — они вызовут у публики чувства, которые мы питаем к нашим родным и близким.

— Больше всего мне жаль папу. С тех пор как это началось, волосы у него заметно поседели.