«Молодой человек» промолчал. Он с поразительной быстротой рисовал и делал заметки на полях бумаги.
Брови Динни приподнялись, но шевелиться ей не хотелось. Он остановился, кисло-сладко улыбнулся и объявил:
— Да, да. Вижу, вижу.
Что он видел? Жертва занервничала и стиснула руки.
— Поднимите руки, мисс Черрел. Не так. Слишком похоже на мадонну. В волосах должен прятаться чёртик. Глаза прямо на меня.
— Взгляд радостный? — спросила Динни.
— Не слишком. Просто… Словом, английские глаза: искренние, но сдержанные. Теперь поворот шеи. Ага! Чуть выше. Да, да, как у лани… Немножко такого, знаете… Нет, не испуга, а тревоги.
Он снова принялся рисовать и делать заметки, с отсутствующим видом уйдя в работу.
«Если дяде Лоренсу нужна неуклюжая застенчивость, он её получит», решила Динни.
«Молодой человек» прервал работу и отступил назад. Голова его склонилась набок так сильно, что монокль заслонил от девушки все лицо.
— Дайте выражение! — бросил он.
— Вам нужен беззаботный вид? — спросила Динни.
— Нет, отрешённый, — уточнил «молодой человек». — И более подчёркнутый. Можно мне поиграть на рояле?
— Разумеется. Но боюсь, что он расстроен — его давно не открывали.
— Ничего, сойдёт.
Он сел, открыл рояль, подул на клавиши и заиграл — Он играл сильно, нежно, умело. Динни подошла к роялю, прислушалась и мгновенно пришла в восторг. Это несомненно Бах, но что? Чарующая, мирная и прекрасная мелодия, наплывающая снова и снова, монотонная и в то же время взволнованная, — такое бывает только у Баха.
— Что вы играли?
— Хорал Баха, переложенный для фортепьяно, — указал моноклем на клавиши «молодой человек».
— Восхитительно! Дух витает в небесах, а ноги ступают по цветущему полю, — прошептала Динни.
«Молодой человек» закрыл рояль и встал:
— Вот это мне и требуется, юная леди.
— А! — сказала Динни. — Только и всего?
