В осколках тумана - [33]

Вот он непринужденно сидит на диване, словно мы в нашей гостиной. Такой привычный. Марри. Всегда только Марри. Последние двенадцать лет мы были неразлучны, и никто больше нам не требовался. Частица меня, совсем крошечная частица умоляет его не уходить, остаться, но я кричу, чтобы он убирался из моей жизни, уступил место тому, на кого можно положиться, кому я могу доверять.

— Джулия? — Дэвид замечает слезы в моих глазах и наклоняется.

— Все в порядке. — Я всхлипываю, но тут же улыбаюсь.

Вот так, впустить Дэвида в свою жизнь будет гораздо сложнее, чем думалось. Что я почувствую, когда незнакомая рука коснется моей шеи, груди? Забьется ли сердце от радостного волнения или я скорчусь от ужаса? Смогу ли я быть с кем-то еще… с другим человеком? И что подумают дети, если Марри устроит сцену, если заявится и примется умолять дать ему еще один шанс.

Собрав остатки сил, я говорю себе, что влюбиться в Дэвида — правильное решение. Он чудесный человек и вернет в мою жизнь то, что исчезло из нее столь давно, что я даже перестала задаваться вопросом, почему все так повернулось.

— Я тебя чем-то расстроил? — Дэвид придвигается и нежно целует меня в лоб.

Я чувствую, как слегка подрагивает его рука. Он поднимает мою голову, заглядывает в глаза. Тоже нервничает? Он вдыхает мой запах, одним глотком выпивая целую жизнь.

О, Марри! — жалобно вскрикивает голос внутри. — Что же с нами стало?

Я закрываю глаза, надеясь, что Дэвид поцелует меня, что его раскрытые губы вберут в себя вкус моей кожи, согреют ее, что его руки со сдерживаемым нетерпением отправятся исследовать мое тело и оно обмякнет, расплавится под его прикосновениями. Но ничего не происходит. Я открываю глаза и вижу, что он снова на противоположном конце дивана. Между нами целая пропасть. И через эту пропасть я вижу, как горят его глаза, как трепещут ресницы. Он меня хочет. Но и только.

— Ничем ты меня не расстроил, — бормочу я и захожусь в деланном кашле, скрывая смущение.

— Вот и хорошо. Мне нужно еще столько о тебе узнать.

Я решительно придвигаюсь к нему и делаю глубокий вдох, потом еще — в надежде, что он не устоит и притянет наконец меня к себе, запустит пальцы в мои волосы, коснется лица, поцелует. Он и вправду целует меня — быстро, в макушку.

— У нас полно времени, — сообщает он.

— Ну да, — откликаюсь я, когда он встает и идет к шкафчику с вином.

Дэвид наливает себе бренди и смотрит на меня так, словно я самая большая загадка во вселенной. Губы его шевелятся.

«Мэри», — читаю я, безошибочно угадывая оба слога. Он что, произнес имя моей матери?!

Но спросить, что это значит, мешает стук в дверь. Дэвид идет открывать, а я вижу в окне знакомый мужской силуэт. Сердце мое останавливается.

— Эд? — Я отталкиваю Дэвида.

Алекс, Флора!

— Дети? — хрипло кричу я. — Тебя прислала Надин? Что с ними?

Эд даже не смотрит в мою сторону. Из-за его спины выдвигается какой-то человек. Я вижу на крыльце двух полицейских в форме.

— Эд, что происходит? — Кровь отливает от лица. Только не дети. Господи, пожалуйста, только не мои дети.

— Доктор Дэвид Карлайл? — ровно спрашивает Эд и достает удостоверение.

— Да. — Голос Дэвида спокоен. — Потрудитесь объяснить, что…

Он возвышается над нами. По сравнению с ним коренастый Эд и его подчиненные кажутся недоростками.

— Вы арестованы по подозрению в нападении на Грейс Коватту в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое декабря. Вы имеете право на молчание, но оно может быть истолковано против вас, если сейчас вы умолчите о том, в чем признаетесь позднее. — Эд показывает ордер на арест и делает знак людям в форме. — Вам все понятно, доктор Карлайл?

Глаза Дэвида расширяются, темнеют. Он оглядывается на меня, и я читаю в его взгляде миллион оправданий, но ничего не понимаю. Все вокруг стремительно заволакивает черный страх.

— Дэвид? — слабо спрашиваю я. — Эд?

У меня кружится голова. Мне это снится.

Что происходит… Дэвида арестовали за нападение на Грейс Коватту… Невозможно! Тянусь к Дэвиду, чтобы успокоить его, поддержать, но не успеваю его коснуться; меня оттесняют констебли, щелкают наручники. Я вижу, он хочет что-то сказать, но его уже подталкивают к двери.

— Дэвид, что я могу для тебя сделать?

Я рядом, я с ним, я дрожу всем телом, мои ослабевшие пальцы с трудом сдергивают с вешалки пальто, которое я накидываю ему на плечи.

Его уводят в темноту.

— Я все выясню! — кричу я вслед, но он не оборачивается, не произносит ни слова. Безропотно идет по дорожке, в конце которой стоит машина. — Я найду адвоката! — жалко кричу я и остаюсь одна.

В распахнутой двери чернеет ночь. Сердце колотится с такой силой, что удары отдаются в голове. Я слежу за красными огнями скрывающейся в темноте машины. В дом врывается ледяной ветер, и я, медленно закрыв дверь, наваливаюсь на нее всем телом.

Теперь я одна в доме Дэвида.

— Он не мог причинить никому вреда, — шепчу я, обхватывая себя за плечи. Меня трясет. — Тем более Грейс.

Слова светлячками отскакивают от толстых каменных стен, выхватывая из памяти картинки случившегося. Вот я нахожу Грейс. Она лежит на лугу уже несколько часов. Вот она в больнице, ее истерзанное лицо. Грейс. И Дэвид. Это невозможно. Я не в силах соединить их.