В осколках тумана - [106]

В углу комнаты я увидела нож Дэвида, которым он пытался взломать замок. Я потянулась к ножу, и все вдруг сжалось у меня внутри. С того момента прошло несколько часов. Я повертела нож в руках. Лизнула его. Вытерла о запястье. Я ненавидела себя, потому что позволила Дэвиду сделать с собой такое. Если у меня забрали жизнь, то зачем оставлять жизнь ему? Я боялась, что никто не поверит, что меня изнасиловали. Мне хотелось избавиться от него раз и навсегда.

Я села на полу, подтянула ногу и полоснула лезвием по пятке.

Неплохо.

Я делала это снова и снова. Серебристые сверкания успокаивали. Боль от ран заглушила другую боль. Она помогла мне сосредоточиться. Я была жертвой Дэвида.

Хлынула кровь.

Да, в тот момент я была не в себе, но у меня появился план. Скажу полиции, что Дэвид на меня напал. Очищусь сама, а его обреку на страдания. Это его нож. Он изнасиловал меня. А я скажу им, что он пытался заставить меня замолчать, изрезав мой язык. Я воткнула нож в рот. Боль была адская, но очень быстро мука сменилась умиротворением.

— Да, я знаю, что с ножом ты на нее не нападал, — подтверждаю я.

Карлайл внимательно смотрит.

— Но откуда вам вообще известно про нож?

— Мне много чего известно, — уклончиво говорю я. — Но это был твой нож. Мэри сама себя изрезала.

На лице Карлайла не удивление, нет. Это шок. Он открывает рот, но ничего не говорит. Понимание медленно прокатывается по нему.

— После того, что ты с ней сделал, она возненавидела себя. Она казалась себе грязной, оскверненной, жизнь ее закончилась. Ничего удивительного. Ведь ее изнасиловали.

Если бы в этой конуре имелось окно, я бы подошел к нему, выглянул на улицу, вцепился бы в подоконник, только бы не наброситься на него.

— Я ее унизил, — шепчет он. — Я понимаю, почему она это сделала. Тогда на суде я считал, что мне место в тюрьме. Я почти надеялся, что меня посадят.

— О, твое желание еще исполнится. — Я вскакиваю, обхожу стол, едва сдерживаясь, чтобы не ударить по нему кулаком. — Во всяком случае, за похищение моей дочери. У инспектора Хэллита еще открыто дело об убийстве Грейс. И главный подозреваемый — ты. Справедливое возмездие, тебе не кажется?

— Я не убивал Грейс Коватту. — Лицо его вновь напоминает маску. — Ее смерть опечалила меня.

Надо проверить, что там делает охранник.

— Сомневаюсь…

— Я видел Мэри вместе с Грейс в ту ночь, когда на нее напали, — перебивает он ровным, безжизненным голосом.

Я ему не мешаю. Мне надо знать, что ему известно.

Теперь, Джулия, я хочу справедливости. Финала. Понимаешь? Я не позволю, чтобы Дэвиду все снова сошло с рук. Только не с этой девушкой, у нее черные разводы от туши на щеках, окоченевшие ноги, и она безнадежно предана человеку, которого совсем не знает. Грейс Коватта по своей воле села в «лендровер».

— Грейс была моей пациенткой. Проблемной пациенткой. Она постоянно ссорилась с родителями. Я диагностировал у нее депрессию. Сначала она приходила на прием раз в месяц. Я выслушивал ее, давал советы. Она мне доверяла. Но затем она забеременела, и ее визиты участились — то раз в неделю, а иногда и три. Грейс начала звонить мне домой, настойчиво требуя встречи. Я беспокоился, что это повредит моей профессиональной репутации. Коллеги стали шушукаться. Я поступил глупо. Эта девушка была мне небезразлична. Я несколько раз встретился с ней не у себя в кабинете, и она вбила в голову, что у нас роман. В тот день, когда на нее напали, Грейс звонила мне раз десять. Это ужасно нервировало. Я предложил ей обратиться к другому врачу, но у нее началась истерика, и она призналась мне в любви. Грейс угрожала, что если я не разрешу ей прийти ко мне домой, то она скажет родителям, будто ребенок — мой. Я не знал, что делать.

— Так это твой ребенок?

— Конечно, нет! — Возмущение вполне искренне. И, как ни странно, я ему верю. — В тот вечер, точнее, далеко за полночь раздался требовательный стук в дверь. Это была Грейс. Очень взбудораженная. Возбужденная. Она снова принялась угрожать, и я объяснил, что простой тест докажет, что я не являюсь отцом ребенка. На улице было очень холодно. Я предложил ей войти, хотел вызвать такси или позвонить родителям. Но у нее началась очередная истерика. Она кричала на меня, снова и снова угрожала. Потом выскочила из дома. Одета она была совсем легко. Кто ее подвез и почему в таком виде — понятия не имею. Я бросился следом, заставил ее взять хотя бы мою куртку.

Карлайл залпом вливает в себя воду из стакана, который стоит между нами. Лицо у него мокро от пота, дыхание сбилось, как у человека, который не сидел все это время на стуле, а бежал по пересеченной местности.

— Потом я вернулся в дом. И вдруг услышал на улице голоса. Я снова вышел на крыльцо. Сразу за воротами рядом с Грейс кто-то стоял. Я двинулся по дорожке…

— Кто это был?

Я придумала какое-то дурацкое объяснение, почему не везу ее сразу домой. В ту ночь я вырвалась из своего ступора, даже немота отступила, но лишь чтобы накинуться на меня позже, спеленать меня, сковать уже навсегда. Она немного нервничала, но радовалась, что не бредет в темноте, коченея от холода. Я же размышляла, что произошло в доме Дэвида. Почему девушка так возбуждена? Воспоминания, которые, как мне казалось, я надежно замкнула внутри, посыпались наружу — свежие, как снег на полях.