В опасности - [15]

Пахло затхлым морем, затхлой пищей, затхлым помещением; но к этому примешивался и другой душок: горький, аммиачный. Слабый, но он был знаком капитану. Его не забудешь, если раз услышал. Это был запах страха. Дисциплинированные люди могут управлять своими мускулами, даже выражением лица. Но они не могут управлять химией своих потовых желез. Капитан Эдвардес втянул носом воздух и понял, что люди нуждаются в ободрении. Он их ободрил: глаза его блестели, кустистые брови торчали, как рога, толстое тело стояло прочно, как маяк на скале. Он был полон сил, он чувствовал себя пророком, способным разносить мужество по всему судну полными черпаками.

* * *

Когда начался шторм, он был встревожен: дело в том, что он не впервые угодил со своим судном в тропический шторм. Однажды, еще молодым человеком, на своем первом судне он попал в тайфун. Шторм был, конечно, не такой страшный, как этот, и они вышли из него без ущерба; но нынче, говорят нам учебники, вообще нет нужды попадать в тайфун: это твоя оплошность. А владельцы верят учебникам. Вдобавок то, что он сделал тогда, он сделал намеренно: намеренно повел судно туда, где ожидался шторм, хотя, если бы остался там, где был, шторм миновал бы их. Да, но там, где он находился, было хитросплетение проливов и островов. Один шанс из десяти, что шторм застиг бы его там. Но если этот один из десяти выпадет, при том что нет пространства для маневра, судно считай погибло. С другой стороны, если он выйдет в открытое море, девять шансов из десяти, что его настигнет шторм. Да, но на просторе это не слишком опасно. Так он рассудил: пошел в открытое море, попал в шторм и вышел невредимым. Однако оправдать свое решение перед владельцами оказалось трудно. В конце концов, они простили его — но не забыли. Владельцы не забывают. А если и забудут, им стоит только заглянуть в папки, чтобы все вспомнить.

Так что неудача подстерегла его не в первый раз, имелась предыстория, и второй раз его могли не простить. Правда, в этот раз он не пошел против учебников, он сделал все, что они рекомендовали, — и все же попал в шторм. На этот раз — не сознательный риск, просто невезение. А он отлично знал, что, если умный, рассчитанный риск могут иногда простить, невезение никогда не прощается.

Да, он был встревожен. Но только вначале. Ибо скоро шторм достиг такой силы, что стало ясно: дело решается уже не между ним и владельцами, а между ним и Создателем. Это все меняло. Это больше его устраивало. С этой минуты он стал подобен художнику в приливе вдохновения. Поворотной точкой стал приход ребят: когда они влезли на мостик, и сами храбрые, и уверенные в нем. Они его воспламенили. Потом, когда шторм достиг немыслимой мощи, ярче разгорелось и это пламя: ум его и тело охвачены были необыкновенным возбуждением. Не осталось места для мыслей о владельцах. Ни для чего не осталось места, кроме переполнявшей его радостной энергии и сознания, что сейчас все его способности на пределе.

* * *

Но вернемся в салон. Капитан говорил о близком затишье.

— …Понадобятся все рабочие руки, — предупреждал он. — С китайцами могут быть сложности. В этом я полагаюсь на вас, джентльмены. Вы знаете не хуже меня, что, если мы все выполним свои обязанности, судну ничего не грозит. До вечера все закончится: мы выйдем и увидим солнце. Но китайцы этого не знают: они думают, что мы тонем. Они невежественны, они взвинчены и дрейфят. А когда китаец дрейфит, он сидит на заду и ни черта не делает. Вы должны показать им пример, джентльмены. Пусть увидят по вашим лицам, что бояться нечего. Тогда они сделают все, о чем их попросите. Веселее. Вы знаете, что мы в полном порядке: так пусть китайцы увидят, что вы это знаете.

Минуту спустя он снова высунул голову в салон.

— Когда стихнет, всем помощникам явиться на мостик.

Все это ему пришлось прокричать, чтобы его услышали.

2

Только около двух часов ночи погода стала слегка меняться. До сих пор ветер дул с северо-востока, непрерывно и с постоянной силой. Теперь он стал порывистым. Он обрушивался с разных сторон, словно вокруг них рвались тяжелые снаряды. Порывы были, как и прежде, очень сильны, но совершенно непредсказуемы по направлению.

Некоторые из них, с прежде подветренной стороны, ударяли в борт как взрывные волны, и почти казалось, что они могут поставить судно снова на ровный киль. Но тяжесть намокшего груза держала его неумолимо; а другие порывы, опять с севера и востока, накреняли его еще сильнее.

Капитан Эдвардес знал, что область этого бурного хаоса находится обычно на рваной границе мертвого затишья, в центре урагана. Значит, центр должен быть близко. Передышка может оказаться недолгой, и они должны быть к этому готовы. Он вбежал в салон вызвать помощников. Он отправил Бакстона к китайцам.

Бакстону пришлось перебежать колодезную палубу, чтобы попасть в носовой кубрик. Это было довольно большое помещение с койками по одной стороне и по обоим торцам, каждая с занавесками другого цвета (моряки-китайцы не любят, чтобы нарушали их уединение). В кубрике обычно чистота и порядок; запаха практически никакого; на переборке — китайский календарь. Но сейчас все было не так. Все было смыто. Ни занавесок, ни постелей, ни календаря — водовороты и одиноко плавающий, разорванный соломенный тюфяк; голые койки.