В опале честный иудей - [9]
Что касается поэмы «Военком», то подробный рассказ о ее злоключениях - а по-другому историю безуспешных попыток опубликовать ее в советских изданиях не назовешь - занял бы несколько страниц. Я изложу его по возможности кратко, потому что важны не детали каждого эпизода, а результат, который всюду был одинаков.
Итак, вполне «цензурный», политически правильный, истинно интернациональный сюжет «Военкома» позволял автору спокойно и смело предлагать поэму для публикации в качестве произведения, посвященного дружбе народов. Но то, что без труда просматривалось за текстом, означало не что иное, как вызов антисемитам.
Константин Симонов оказался первым редактором-коммунистом (беспартийных редакторов в полностью партийной печати попросту не могло быть), первым высокопоставленным лицом, на чей стол легла поэма «Военком». На стол К. Симонова - редактора «Литературной газеты» - ее положил не Ал. Соболев, а возглавлявший отдел поэзии в газете В. Солоухин. Ему поэма очень понравилась. Но главный редактор к печати ее не разрешил... Без объяснений. Думаю, что это был акт вынужденного антисемитизма после мысленной сверки «часов» с Центральным комитетом партии.
Затем поэма «Военком» побывала в журнале «Дружба народов» - самом, казалось бы, подходящем месте для ее обнародования. Глава отдела поэзии журнала Я. Смеляков был от нее в восторге. Он прослезился. Он был «за». Но главный редактор журнала С. Баруздин не пожелал преподносить читателям дружбу народов в том виде, как она выглядела в «Военкоме». Чтобы раскусить «подвох», компартийной выучки у него хватило. С досадой и извинениями Я. Смеляков вернул поэму Соболеву, порекомендовав немедленно и обязательно послать ее в журнал «Советская Украина»: и действие происходит на Украине, и автор родом с Украины.
Ответ журнала «Советская Украина» состоял из двух строк: «Историческая тема журналом исчерпана. Возвращаться к ней в ближайшее время редакция не намерена». В наглости и глупости не откажешь, в антисемитизме и умении отвертеться - тоже.
В период хрущевской «оттепели» задумал Соболев опубликовать поэму «Военком» не где-нибудь, а в «Правде»! Предложил по привычке, без всякой надежды на успех, скорее «ради спорта». Но поначалу все складывалось на удивление гладко. Редактор отдела С. Кошечкин, который читал поэму раньше, отнесся к ней очень благосклонно, дело дошло до двух незначительных замечаний по тексту, поправки автор передал по телефону. Поэма стояла на полосе-макете завтрашнего номера!.. Но дежурный по номеру редактор оказался на высоте; он потребовал убрать из поэмы те самые четыре строчки - мечту военкома 20-х годов. Ради факта публикации в «Правде» сообразительный приспособленец, вероятно, согласился бы с такой «кастрацией» поэмы. Ал. Соболев наотрез отказался изымать из поэмы гвоздевое четверостишие. Поэма «слетела» с полосы...
Уже став автором «Бухенвальдского набата», Соболев предпринял повторную попытку напечатать «Военкома» в «Литгазете». Настоял на встрече с главным редактором А. Чаковским. Не сомневаясь, что говорит с евреем, он призвал его к солидарности в борьбе с антисемитизмом, который продолжал жить и здравствовать. В ответ услышал: «Я - не еврей, я - караим»... Не комментирую. Публикация «Военкома» и на сей раз не состоялась.
Ох, уж эти ветры перемен! Привлекательные, заманчивые, многообещающие. Вот и я на них клюнула, легкомысленно и преждевременно поверив в их очищающую, освежающую, животворящую силу. В 1987 г. извлекла я «Военкома» из многолетнего заточения, прочитала, убедилась, что поэма - увы! - не утратила своей актуальности, и направила ее в журнал «Молодая гвардия», резонно решив, что добрым переменам быстрее других подвластны молодые. Не прошло и месяца, как поэму мне вернули, отметив два-три «прозаизма» и упрекнув автора, что не раскрыл, как надо бы, образы основных героев. Иными словами, просто отписались, зная, что отвечать и не перед кем, и незачем.
Поэма опять отправилась было «в стол», да я вдруг решила отослать ее в журнал «Знамя». Он, это было известно, отдает преимущество произведениям на военные темы, а чем военком не военный?!
Если журнал «Советская Украина» мотивировал слой отказ в публикации перевыполнением плана по исторической тематике, то ответ журнала «Знамя» вполне годился для крокодильской рубрики «Нарочно не придумаешь»: «В наши планы не входит публикация маленькой поэмы»...(?!) Смесь бесстыдства и глупости. Подписал ответ не Г. Бакланов, и то слава Богу.
Не имея охоты и впредь разгадывать словесные головоломки или читать откровенный вздор, я положила поэму «Военком» на отлежку, похоже бессрочную. Не ошиблась. Компартийные кадры - на местах, только под другой вывеской. Убеждения не вывеска и не платье, которые можно поменять за несколько минут. Должны пройти по меньшей мере десятилетия, чтобы сознание людей, деформированное комдиктатурой, обрело способность проникнуться подлинным интернационализмом, терпимостью и дружелюбием к другому народу, любому, в частности к евреям.
Такова история маленькой поэмы Ал. Соболева «Военком». Жертвой процветавшего в стране антисемитизма сорок три года пролежала она в столе автора, в том числе десять - после его смерти. Увидела свет в сборнике стихов Ал. Соболева «Бухенвальдский набат. Строки-арестанты» в 1996 г.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.