В оковах любви - [40]

— Я не люблю тебя.

По ее щеке скатилась слеза. В эту секунду Саид рад был бы подставить спину под плети, лишь бы не ранить ее ложью. Но так было лучше для них обоих. Для Аттара.

Хлоя вздернула подбородок; ее голос звучал ровно.

— Мы с Аденом останемся здесь. Перешли из города мои доски и книги.

— Хорошо.

Хлоя отвернулась.

— Ты взял на себя мое бремя, — сказала она, не глядя на Саида. — Я хочу взять твое. Хотя бы на время.

Она вышла из комнаты. Саид проводил ее взглядом: его душа рвалась из груди, он мечтал последовать за ней.

Затем его поглотила темнота.

Слезы лились на доску, размывая уравнение. Хлое было все равно. Логика не работала.

Она была так уверена, что чувствует, а не рассуждает — и все же с Саидом прибегла к логике. Пыталась понять его, превратить его проблемы в задачу, которую можно решить. Заставить его полюбить ее. Пыталась сделать его таким, каким хотела видеть. Так всегда поступала ее мать. Закрывала глаза на грехи отца, видела только хорошее, возносила ему хвалу губами, которые разбили его кулаки.

Хлоя боялась пойти по ее следам, полюбить Саида таким, какой он есть. Но между Саидом и ее отцом есть большая разница. Отец направлял злость вовне, причиняя боль всем вокруг, кроме себя. А Саид обращал ее вовнутрь и горел заживо.

Хлоя хотела его спасти. Показать, что он может получить. Вместе с ней. Показать ему то будущее, которое ему придумала.

Она поступила точно так же, как все остальные в его жизни. Попыталась вылепить из него идеал. Объяснить, что он должен хотеть. Это не любовь, а эгоизм. Собственническое чувство. Она попыталась подчинить его, как в первую их ночь, когда он был в ее власти. Попыталась превратить его в того, кто ей нужен. Но сама она не пыталась стать той, кто нужен ему. Она игнорировала все, что он говорил, не прислушалась к тому, чего он хочет на самом деле. Она попыталась укротить Саида, чтобы управлять им.

Ладонью Хлоя стерла с доски все, а потом запустила пальцы себе в волосы. Неудивительно, что Саид оттолкнул ее. Она считала, что предлагает, но на самом деле требовала.

Выбежав из кабинета, она пошла к комнатам Саида. Этаж за этажом, коридор за коридором — тяжело дыша, она проклинала огромный дворец. Наконец она добралась до его покоев, но его там не было. Не было его и в кабинете, и в других залах. Шейх покинул дворец.

Саид бежал по песку. Все тело горело от муки, безымянной боли, которой не видно было конца. Сколько раз он бегал по пустыне, надеясь найти там избавление, момент свободы. Но обрел его только в объятиях Хлои.

И она не стала использовать против него эту слабость. Единственная из всех людей. Единственная, кто не обратила его чувства против него самого. А Саид сказал, что не хочет ее. Что не любит ее. Он действительно трус. Так долго прятался за своей злостью, что сам поверил, что ничего нет. Что ничего не чувствует.

Нельзя было проявлять боль — но это не значило, что ее нет. Боль глодала его изнутри. Оковы, надетые на него Калидом, держали крепко.

Но с появлением Хлои оковы ослабли, в защите появилась трещина. Саид смог сопротивляться тьме, которая угрожала утянуть его в бездну. Он вспомнил лицо Хлои — и упал на колени. Из груди вырвался крик, который копился половину жизни. Саид пропустил через себя всю свою боль. Плети Калида. Унижение и пытки в плену врагов. Потерю Суры. Вину за ее страдания.

Боль была так сильна, так глубока, что на глаза навернулись слезы. И Саид позволил им пролиться. Впервые в жизни он скорбел, но не прятался.

А когда слезы иссякли, он поднялся на ноги — и в душе его не было стен.

Хлоя сидела в кабинете Саида, глядя на гладкую поверхность стола. Саид взял вертолет, но не вернулся в столичный дворец. Где он мог быть?..

— Хлоя.

Она подняла голову.

— Где ты был?

— В пустыне, — ответил он. — В пустыне я себя потерял и думал, что могу там же себя найти.

— Нашел?

Он покачал головой:

— Не так, как думал.

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Я думал, ты уже все сказала.

— Не все. После того как ты уехал, я все поняла, Саид. Поняла, что делаю с тобой то же, что все остальные. Пытаюсь перековать тебя под себя, под свои ожидания, и не слушаю, что ты говоришь. Чего хочешь. Пусть твои желания не совпадают с моими, но я должна их уважать. Ты не принадлежишь ни мне, ни стране — только себе самому. Никто не проявлял к тебе такого уважения, и я в их числе. Ты заслуживаешь лучшего.

— О, Хлоя. — Он обошел стол и притянул ее в свои объятия. — Чувствуешь?

— Что?

Саид взял ее ладонь и положил себе на грудь:

— Мое сердце.

— Да, — прошептала Хлоя.

— Любовь. Я ее чувствую.

— Ох, Саид. — Она поцеловала его грудь, а потом прижалась к ней щекой.

— Ты не понимаешь, Хлоя? — спросил он, перебирая ее волосы. — Я не нашел себя в пустыне, потому что искал не там. Я там, где ты. И это меня пугает. Я не узнавал ни любовь, ни страх, потому что слишком долго не позволял себе их чувствовать; но теперь я знаю.

Хлоя подняла голову и взглянула ему в глаза. Теперь они были не пустыми, но сияющими.

— Не врагов я боялся, Хлоя, — сказал он. — Мне говорили, что чувствовать нельзя из-за них. Но на самом деле враги моего народа ранили лишь мое тело — мой дядя Калид изранил душу. Он использовал мои собственные эмоции против меня. Забирал все, что приносило мне счастье. Все для того, чтобы подчинить меня своей воле; превратить в то, чем хотел меня видеть. Создать своего суперсолдата. Все, кого я любил, использовали мои чувства против меня — а перед тобой, Хлоя, у меня нет защиты.