В огонь и в воду - [46]

— Вы гоните по десятироговому оленю, господа! сказалъ Гуго смотрѣвшимъ на него дворянамъ,

Красивый жеребецъ, нетерпѣливо бившій копытомъ землю, расположилъ уже нѣкоторыхъ въ его пользу: такого коня не могло быть у перваго встрѣчнаго.

— Да, великолѣпный звѣрь, отвѣчали ему; мы ужь совсѣмъ было нагнали его, какъ вдругъ онъ пропалъ.

— Ну, господа, вы совсѣмъ не на настоящемъ слѣдѣ: это вотъ — слѣдъ лани, а это — годовика… надо хорошенько поискать по лѣсу и поправить ошибку.

Онъ вошелъ въ чащу, а за нимъ охотникъ съ ищейкой на смычкѣ и, поискавъ нѣсколько времени, онъ указалъ пальцемъ, на мху у корней дуба, совсѣмъ еще свѣжій слѣдъ.

— Вотъ онъ, слѣдъ, сказалъ онъ.

Въ туже минуту ищейка, обнюхавъ траву, натянула туго свору.

— Пускай собаку и маршъ за ней! крикнулъ Гуго и мигомъ вскочилъ на коня.

Десять минутъ спустя, совсѣмъ овладѣвъ слѣдомъ, Гуго выхватилъ рогъ у охотника и затрубилъ по зрячему.

— Э! да это, видно, охотникъ! сказалъ одинъ изъ дворянъ.

Вся охота прискакала и кинулась за звѣремъ, который уходилъ въ долину. Цѣлый часъ онъ не давался, вскочилъ-было въ воду, потомъ бросился назадъ въ лѣсъ. Гуго велъ охоту и затрубилъ, чтобы дать знать, что звѣрь уходитъ на логово; конь его леталъ птицей. Общество немного разсѣялось: добрая половина осталась назади, другіе потеряли опять слѣдъ.

Охота скакала въ это время по такой трущобѣ въ лѣсу, что легко было сломать себѣ шею. Красавца, недавно ѣхавшаго возлѣ дамы съ голубымъ перомъ, уже не было при ней. Гуго благословилъ судьбу. Онъ замѣтилъ, что незнакомка забралась въ глубокую рытвину между двумя крутыми откосами, густо поросшими кустарникомъ. Какъ ни горячо онъ гналъ оленя, но тутъ онъ кинулся вслѣдъ за дамой. Не успѣлъ проскакать и ста шаговъ, какъ увидѣлъ, что бѣлая лошадь закусила удила. Отъ безумныхъ скачковъ даму такъ подбрасывало на сѣдлѣ, что нельзя было терять ни минуты.

Гуго пришпорилъ коня и нагналъ ее; но, бросивъ взглядъ впередъ, увидѣлъ, что глубокая рытвина ведетъ прямо къ страшному крутому обрыву, зіявшему между каменьями. И шагомъ-то спуститься туда трудно и опасно: не всякій конь рѣшился бы на такой спускъ; а на взбѣсившейся лошади дама съ голубымъ перомъ летѣла на вѣрную погибель, если только не удержать ее, во что бы то ни стало.

Вырвать ее отъ опасности было дѣло нелегкое. Дорога такъ подъ конецъ съузилась, что не было никакой возможности кинуться рядомъ и остановить бѣшеную лошадь за узду. Взобраться кверху, чтобъ обскакать, нечего было и думать: оба откоса были почти отвѣсные и заросли сплошнымъ кустарникомъ. Гуго измѣрилъ глазомъ разстояніе, остававшееся до обрыва и видя, что оно уменьшается со страшной быстротой, досталъ было пистолетъ изъ кубуръ. Но пуля могла попасть въ даму, а не въ лошадь: на полномъ скаку нельзя было ручаться за вѣрность руки. Что дѣлать? а терять нельзя было ни минуты.

Вдругъ свѣтлая мысль осѣнила Гуго. Онъ выхватилъ изъ ноженъ шпагу и, пригнувшись на шею коня, пустился во весъ опоръ; въ четыре скачка онъ догналъ бѣлую лошадь и нагнувшись, изо всей силы хватилъ ее шпагой по задней ногѣ; лошадь сразу упала на колѣна, но прежде чѣмъ она успѣла опять вскочить на ноги, Гуго соскочилъ съ коня, и держа шляпу въ одной рукѣ, подалъ другую амазонкѣ. Но та сама уже спрыгнула съ сѣдла, между тѣмъ какъ ея лошадь билась, въ предсмертныхъ судорогахъ, оставляя за собой кровавый слѣдъ.

Обрывъ былъ всего въ десяти шагахъ. Еще одна секунда — и дама погибла бы на вѣрное.

Незнакомка, выпрямившись во весь ростъ, съ лицемъ оживленнымъ скорѣй гнѣвомъ, нежели волненьемъ отъ недавной опасности, окинула Гуго надменнымъ взглядомъ и сказала:

— Кажется, вы искалѣчили мнѣ Пенелопу!

— Почти… отвѣчалъ Гуго. Кажется, въ самомъ дѣлѣ, ей трудно будетъ оправиться.

— А кто васъ просилъ?

— Я самъ!

— Что? спросила она, нахмуривъ брови.

— Надо было выбирать. Васъ или ее. Взгляните сами… Еще одинъ скачокъ — и Пенелопа, которая не слишкомъ-то объ васъ, кажется, думала, увлекла бы васъ на дно пропасти. Она бы тоже убилась, но это вѣдь васъ не воскресило бы. Я подумалъ, что герцогиня все-таки будетъ получше лошади…

— А! герцогиня?… Вы первый разъ меня видите… почему-жь вы думаете?..

— Помилуйте, да могла ли судьба быть на столько дерзкой, чтобъ не прикрыть по крайней мѣрѣ хоть герцогской короной такое чело, которое создано, очевидно, чтобъ носить вѣнецъ королевы!

Дама успокоилась и, бросивъ взглядъ на обрывъ, на днѣ котораго виднѣлся настоящій хаосъ каменьевъ и деревьевъ, сказала:

— Можетъ быть, вы и правы.

— Я увѣренъ въ этомъ. Если-бъ вы убились, я остался бы безутѣшнымъ на вѣки.

— А какъ васъ зовутъ?.. надо же мнѣ узнать имя любезнаго кавалера, которому я обязана жизнью.

— Поль-Гуго де Ментестрюкъ, графъ де Шаржполь.

— Имя — совсѣмъ неизвѣстное при дворѣ.

— Современемъ оно станетъ извѣстнымъ.

Ихъ взоры встрѣтились, одинъ — полный гордости, другой — твердой и веселой увѣренности.

— Дѣлать нечего, продолжала дама, приходится сдаться и поблагодарить васъ за поданную помощь…

Въ это время общество охотниковъ подскакало къ нимъ съ большимъ шумомъ. Впереди всѣхъ несся красавецъ, ѣхавшій въ началѣ охоты подлѣ амазонки съ голубымъ перомъ. Она махнула имъ платкомъ и попросила всѣхъ отъѣхать назадъ, чтобъ дать ей мѣсто выбраться изъ узкой рытвины, куда занесла ее Пенелопа. Всѣ повиновались. Черезъ минуту она появилась на гладкой полянѣ, а за ней — бѣлая лошадь, страшно хромавшая. Всѣ окружили ее. Что это значитъ и что съ ней случилось? Почему ея не было у затравленнаго наконецъ оленя?