В огне братоубийственной резни… 1918-1919 годы - [37]

Кроме этого к изъятию продовольствия привлекались не только матросы специальных отрядов, но и матросы из отрядов, случайно оказавшиеся в «хлебном месте», в связи с выполнением совсем других задач. Так чрезвычайный военный комиссар ВЧК по борьбе с контрреволюцией в Тульской губернии матрос-большевик В.Л. Панюшкин был определен к изъятию продовольствия по личному распоряжению В.И. Ленина. При этом Ленин и лично курировал матроса Панюшкина.

Из телеграмм В.И. Ленина в адрес матроса В.Л. Патюшкину: «3 июня 1918 г. Тула Губсовет В.Л. Панюшкину. Переслать Панюшкину. Удивлен отсутствием известий. Сообщите срочно, сколько хлеба ссыпано, сколько вагонов отправлено, сколько спекулянтов и кулаков арестовано. Предсовнаркома Ленин».

Из телеграммы В.И. Ленина: «Тов. Цюрупе и Панюшкину. Из доклада Панюшкина видно, что он прекрасно работает, но неимоверно разбрасывается, берется за 100 дел. Это недопустимо. Надо дать Панюшкину строго определенное, точное, письменно зафиксированное поручение. Ленин». 24 марта 1918 года в Самару прибыли два железнодорожных эшелона с имуществом балтийского отряда гидроавиации, 400 матросов и 4 бронеавтомобиля. Через три дня в Самару прибыл еще эшелон со 120 матросами и четырьмя гидросамолетами. Разумеется, что отряд гидроавиации посылали вовсе не для изъятия хлеба у крестьян. Перед гидроавиаторами стояла задача борьбы с казаками атамана Дутова, но и они, по мере возможностей привлекались для добычи хлеба. Тем более, что Самара в ту пору считалась хлебной столицей Поволжья.

Зачастую бывало и наоборот. Отрядам, посланным заниматься продовольственной работой, приходилось, первым делом, принимать участие в установлении Советской власти, а затем уже заготавливать хлеб. Например, в Кустанае Советскую власть, как бы между делом, установил прибывший туда из Кронштадта продотряд матросов, под командованием матроса- большевика В. Чекмарева.

Не редко «братва» переусердствовала. Так среди других «изымателей» в Самарской губернии в декабре 1917 года проводил работу 7-й сводный матросский отряд. Деятельность его проходила в обстановке, когда в губернских и уездных продовольственных органах находилось немало «враждебного элемента», всячески мешавшего его работе. Впрочем, матросы 7-го продотряда с «враждебными элементом» не церемонились. Самара впервые столкнулась с матросским экстремизмом. Город впервые узнал, что такое массовые облавы и бессудные расстрелы. Поэтому уже в январе 1918 года, по настоянию Самарского губпродкома, чрезмерно ретивых матросов- заготовителей отправили обратно в Петроград.

Весной 1918 года голод в стране с каждым днем все более усиливался. Необходимо было продержаться несколько месяцев до сбора нового урожая, а для этого надо было получить хлеб, во что бы то ни стало, не останавливаясь перед принятием чрезвычайных мер. Существовавшая практика заготовки продовольствия отдельными организациями не спасала положения. Не оправдались также расчеты на то, что крестьянство, имевшее излишки, добровольно по твердым ценам и на основе товарообмена продаст в достаточном количестве хлеб государству. Жизнь настоятельно диктовала необходимость организации сильного продовольственного аппарата и сосредоточения в руках Наркомпрода таких важнейших функций, как заготовка продовольствия на основе соблюдения хлебной монополии и строгого распределения его в интересах пролетарского государства. Эти меры мог осуществить только рабочий класс. Выступая 28 апреля на заседании ВЦИК, заместитель наркома продовольствия Н.П. Брюханов говорил: «… богатые крестьяне запрятали свои запасы в своих амбарах, и мы хотим повернуть так, чтобы при помощи слесаря снять эти замки с этих амбаров».

В мае 1918 года Наркомпроду были предоставлены чрезвычайные полномочия применять силу против крестьян, нежелающих сдавать зерно государству. Отныне продотрядовцы получали возможность расправляться, со всеми нежелающими делиться хлебом, по своему усмотрению. Немало было случаев, когда погибал уже реквизированный хлеб. Отобранное продовольствие, как правило, свозили в условленные места, к полотну железных дорог и вываливали на голый грунт, ожидая подачи вагонов. Но часто вагоны подавались с большим опозданием. Реквизированный у крестьян хлеб мок и пропадал под дождем, сгнивал на месте. Это, разумеется, видели крестьяне, что не вызывало у них положительных эмоций. Часто бывало и так, что вслед за одним продотрядом в деревню заявлялся второй и третий. Причем каждый из них устраивал очередную реквизицию. Самоуправство, безалаберность и радикализм продовольственных отрядов (и матросских, прежде всего) спровоцировал отпор крестьянства. В деревнях повсеместно начались создаваться дружины самообороны и отряды сопротивления. Они активно оказывают отпор продотрядам, и те, зачастую боялись соваться в «глубинку», предпочитая выполнять продразверстку вблизи уездных городов и железнодорожных станций, где было достаточно вооруженной силы.

Из хроники событий: «В селе Екатериновка Чистопольского уезда отряд матросов, прибывший из самого Петрограда, не церемонился ни с кем. Дополнительно отряд выполнял карательные функции. Председателю Волосенкову, который пытался объяснить, что все разверстки они выполнили с гаком, было сказано, что «штаб Духонина» для него потеснится, если он будет скрывать явную и тайную «контру» и саботировать сдачу хлеба. Первым делом расстреляли многодетного священника Воздвиженского, запретив родным его хоронить. Затем согнали несколько предполагаемых кулаков и в ограде церкви стали их пороть шомполами. После было заявлено, что они, «буревестники мировой революции», голодать из-за этой «сиволапой сволочи» рабочим Питера не позволят, и «как старорежимный хлам ликвидируют в очень скорое время».