В одном лице - [12]

Джерри — только тетя Мюриэл и бабушка называли ее Джеральдиной — была на три года старше меня. Той осенью, когда Ричард Эбботт начал встречаться с моей матерью, мне было тринадцать, а кузине Джерри — шестнадцать. Поскольку Джерри была девочкой, она не могла учиться в академии Фейворит-Ривер. Ее жутко бесило, что посещать частную школу разрешено только мальчикам, поскольку каждый учебный день ей приходилось ехать на автобусе в Эзра-Фоллс — в ближайшую к Ферст-Систер публичную школу.

Часть своей ненависти к мальчикам Джерри изливала на полях романов, которые потом доставались мне; ее презрение к девочкам, которые сходят с ума по мальчикам, также находило отдушину на этих страницах. Как только тетя Мюриэл любезно делилась со мной очередным женским романом, я бросался читать комментарии Джерри на полях. Сами романы были скучными до отупения. Но рядом с заунывным описанием первого поцелуя героини на полях стояло: «Поцелуй лучше меня! У тебя десны полопаются! Я тебя так поцелую, что ты обоссышься!».

Героиня романа была самодовольной занудой и в жизни не позволила бы своему ухажеру дотронуться до ее груди — и Джерри на полях откликалась: «Я бы твои сиськи стерла в ноль! И попробуй-ка мне помешать!».

Что же до книг, которые приносили мама и бабушка из публичной библиотеки Ферст-Систер, это были (в лучшем случае) приключенческие романы: истории о мореплавателях, обычно с участием пиратов, или вестерны Зейна Грея; хуже всего были неправдоподобные научно-фантастические романы и не менее невероятные футурологические рассказы.

Разве мама и бабушка Виктория не замечали, как одновременно восхищает и пугает меня жизнь на Земле? Мне ни к чему были дальние галактики и неизвестные планеты. Я слишком мало понимал в настоящем и вечно боялся, что неправильно поймут меня самого; одна мысль о будущем уже была для меня настоящим кошмаром.

— Но почему бы Биллу самому не выбирать себе книги? — спросил маму Ричард Эбботт. — Билл, тебе же тринадцать, верно? Что тебе интересно?

За исключением дедушки Гарри и неизменно дружелюбного (и обвиняемого в пьянстве) дяди Боба, никто раньше не спрашивал меня об этом. По-настоящему мне нравились разве что пьесы, которые ставили в театре Ферст-Систер; я мечтал, что однажды выучу их наизусть слово в слово, как всегда делала мама. И тогда, воображал я, если она заболеет или попадет в аварию — в Вермонте автокатастрофы не были редкостью, — я стану суфлером вместо нее.

— Билли! — сказала моя мать, рассмеявшись как будто бы невинно, как она это умела. — Расскажи Ричарду, что тебе интересно.

— Мне интересен я, — ответил я. — Какие есть книги про кого-то вроде меня? — спросил я Ричарда Эбботта.

— Билл, ты не поверишь, — сказал мне Ричард. — Тема взросления, перехода от детства к юности — в общем, есть множество чудесных романов, исследующих эти таинственные земли! Пойдем-ка посмотрим.

— В такой час? Куда это вы пойдете? — с тревогой спросила бабушка. Все это происходило после раннего ужина, обычного для учебных дней, — еще не стемнело окончательно, но сумерки уже сгущались. Вся семья собралась в столовой.

— Ричард ведь может сходить с Биллом в нашу городскую библиотеку, Вики, — сказал дедушка Гарри. Бабушке как будто влепили пощечину; она была настолько Викторией (пусть и только в своей голове), что никто, кроме деда, никогда не называл ее «Вики», и каждый раз это обращение вызывало у нее негодование. — Спорить готов, мисс Фрост не закрывает библиотеку часов до девяти.

— Мисс Фрост, — произнесла бабушка с нескрываемым отвращением.

— Ну-ну, терпимее, Вики, терпимее, — сказал дед.

— Пошли, — повторил Ричард Эбботт. — Получишь собственную библиотечную карточку — уже неплохо для начала. Потом настанет черед и для книг; я полагаю, что скоро они потекут рекой.

— Рекой! — радостно воскликнула мама, но в ее голосе отчетливо слышалось недоверие. — Ричард, ты плохо знаешь Билли, — он не большой любитель чтения.

— Увидим, Золотко, — ответил ей Ричард и подмигнул мне. Моя влюбленность в него становилась все менее излечимой; если мама уже начала влюбляться в Ричарда Эбботта, то она была не одинока.

Помню тот удивительный вечер — в компании неотразимого Ричарда Эбботта мне казалась романтичной даже такая обыкновенная вещь, как прогулка по Ривер-стрит. Было тепло и душно, как в летнюю ночь, где-то вдалеке ворчала гроза. Все соседские дети и собаки высыпали играть на задние дворы Ривер-стрит, и колокол на часовой башне академии Фейворит-Ривер отбивал время. (Было всего семь часов сентябрьского вечера, и мое детство, как и сказал Ричард, уступало дорогу юности.)

— Билли, а что именно в тебе самом тебя интересует? — спросил меня Ричард Эбботт.

— Мне интересно, почему у меня возникают внезапные, необъяснимые… влюбленности, — сказал я ему.

— Ах, влюбленности — скоро у тебя их будет еще больше, — с воодушевлением сказал Ричард. — Это обычное дело, так и должно быть — и нужно получать от них удовольствие! — прибавил он.

— Иногда я влюбляюсь в неподходящих людей, — попытался объяснить я.

— Не бывает «неподходящих» людей, Билл, — уверил меня Ричард. — Нельзя влюбиться или не влюбиться в кого-либо по своей воле.