В объятиях спрута - [40]

Не приходится удивляться поэтому, что он тоже отмечает в своей “Истории животных”; мореплаватели часто ошибались, принимая спину кита за остров. Он, должно быть, так часто читал об этом, что счел своим долгом констатировать это как факт! Геснер уточняет, что моряки-северяне называли кита-обманщика Trolwal, что означает по-норвежски “кит-людоед” или “кит-злодей”. А по-немецки его называли Teufelwal (кит-дьявол).

Кит-остров вошел в зоологическую литературу, причем через широко открытые двери.

Черепаха-остров у арабов и ее превращения

До сих пор у читателя могло создаться впечатление, что в течение Средних веков истории об островах-животных концентрировались постепенно вокруг одних только китов. На самом деле ничего подобного. Уже говорилось о том, что Яскониус, по которому ходили товарищи Святого Брандана, был, скорее, разновидностью морского змея. А если справиться у арабских авторов, можно обнаружить, что на Востоке такие же легенды слагались по поводу совсем другого животного.

“Что касается морских черепах, — пишет Касвини в XIII веке в своей книге “Чудеса живого творения”,— они такие громадные, что моряки принимают их за острова. Один купец так рассказывает об этом: “Мы нашли остров, возвышавшийся в море, на котором росли зеленые растения. Мы тотчас же высадились на него и выкопали ямки, чтобы развести огонь для приготовления пищи. В ответ на это остров пришел в движение, а моряки сказали: “Поднимемся на корабль, потому что это черепаха и огонь костра обжег ее; поспешите, если вы не хотите, чтобы она Утащила вас с собой”. По причине громадности своего тела, рассказывал купец, она походит на остров, а на земле, скопившейся со временем на ее спине как на поле, выросли растения.

Другой арабский эрудит, Ибн аль-Уарди из Алеано, повторяет эту историю в очень похожих выражениях в своей “Жемчужине чудес”. Он, впрочем, часто берет за образец Касвини. Именно на рассказах двух этих авторов, очевидно, базируется эпизод с островом-животным из “Тысячи и одной ночи”, во время первого путешествия Синдбада-Морехода. Но любопытно, что в рассказе Синдбада речь идет о ките, а не о черепахе. И все же источником информации для этого эпизода послужили именно книги Касвини и Уарди, поскольку далее следуют описания еще двух необычных рыб (взятые из этих книг), встреченных Синдбадом в том же путешествии.

Появление в арабском фольклоре кита-острова западного происхождения легко объяснимо. Действительно, возникновение “Тысячи и одной ночи” не отмечено определенной датой. Это сборник народных сказок, несомненно египетского происхождения, который непрерывно пополнялся с течением веков, причем с одинаковым энтузиазмом туда включались как чудеса, взятые из западных источников, так и легенды, распространенные на Востоке. До последнего времени самым старым манускриптом знаменитых арабских сказок считался текст 1536 года, а европейские переводчики работали с более поздними текстами. Но сказки эти гораздо более старые: Масуди, умерший в 956 году, уже подсмеивался над абсурдными легендами, включенными в “книги, дошедшие до нас и переведенные с персидского, индусского и греческого… в том числе “Книгу тысячи сказок”, которую называют “Книгой тысячи и одной ночи”. В 1948 году арабист из Чикагского университета мисс Набия Аббот открыла к тому же фрагменты рукописи, датированной самое позднее IX веком.

Очевидно, что детали первого путешествия Синдбада, повторенные Касвини и Уарди, жившими соответственно в XIII и XIV веках, были включены в книгу ранее этого времени. Можно также предположить, что под более поздним влиянием западных писателей черепаха Касвини превратилась в кита.

Сладкий аромат и амбра

Легенды о ките-острове, черепахе-острове и змее-острове так похожи в мельчайших деталях, что можно с уверенностью сказать: они имеют один источник. Почему же главное действующее лицо этих историй разное в восточных, западных и северных вариантах?

Первое, что приходит на ум, — речь идет просто о самом большом морском животном, характерном для каждого из этих регионов или для фольклора этих регионов: так, в индийской мифологии земля держится именно на черепахе, а в северном фольклоре часто фигурирует морской змей.

Но, анализируя ситуацию, можно все же задаться вопросом, является ли кит все же первообразом этой истории. Не по ошибке ли первоначальный cetus был назван китом?

Обратимся сначала, для очистки совести, к “Бестиарию” Филиппа де Таона и найдем там действительно подробности техники охоты, характерные для кита:

“Cetus имеет такую натуру, что когда он проголодается, то начинает зевать, и при зевоте изо рта его идет запах такой сладкий и приятный, что мелкие рыбешки, привлеченные этим ароматом, заплывают в его пасть. Он ее закрывает и рыбок съедает”.

Гийом Нормандский также упоминает, на этот раз именно по поводу кита, что на свой сладкий аромат он ловит рыбу как на удочку. Однако ничто в физиологии собственно китов (то есть китообразных, имеющих китовый ус) не позволяет приписать им сладкий аромат. Но в свете современных знаний можно предположить, что здесь речь идет об особенностях кашалота.