В объятиях спрута - [2]

Действительно, XIX век был эпохой первенства науки, и в этом отношении по крайней мере он оправдывает данное ему Леоном Доде наименованием “глупого”.

Увы! Мы все еще расплачиваемся по счетам прошлого века. Преувеличенный позитивизм апостолов торжествующей науки все еще витает в воздухе. Положение остается особенно плачевным в массах, которые с опозданием реагируют на прогресс мысли и питают досадную склонность к обобщениям.

Все это в полной мере относится к нашим знаниям о подводном мире. Раз уже пятьдесят лет назад утверждали, что океан изборожден вдоль и поперек и изучен вплоть до последнего из мельчайших необитаемых островков, то разве теперь, в наше время, это не должно быть тем более верно? Снабженные двигателем суда избавили нас от необходимости придерживаться путей, зависящих от ветра или морских течений. Сверх того, скафандры и подводные лодки позволили приподнять колышущийся занавес волн и увидеть скрытый за ним мир. Рыболовецкие флотилии, поделившие между собой все богатые рыбой воды земного шара, неуклонно используют глубины в той мере, в какой это позволяют делать наиболее современные приборы. Несколько океанографических экспедиций пошли еще дальше: с помощью зондов и других специальных приборов они достигли дна бездонных океанских впадин. Благодаря ультразвуку была сделана подробная съемка рельефа затонувших континентов. Наконец, в своих батисферах и батискафах люди погрузились в недра царствующей в морской бездне вечной ночи, которую осветили бледным светом прожекторов. Пусть бы еще существовала неизвестная нам сардина, но пусть нам не говорят о таинственных существах размером с человека или, особенно, о доисторических чудовищах.

Вот как многие люди думают. Но на практике дело оборачивается совсем иначе.

Едва приоткрывшийся мир

В своей книге, “Следы невиданных зверей”, я старался продемонстрировать несовершенство и частичный характер наших знаний о континентах, по которым мы способны, казалось бы, свободно передвигаться. Наше неведение морского мира значительно больше. Оно так велико, что я смело могу утверждать, что все еще возможно в океане. Перед необъятным царством Нептуна некоторая легковерность представляется более уместной, чем все отрицающий скептицизм. Если завтра объявят о поимке настоящей сирены, не безобразного ламантина, а существа, наделенного бюстом Мэрилин Монро и хвостом целаканта, позиции того зоолога, который пожелал бы ее увидеть, будет более оправдана с научной точки зрения, чем позиция его коллеги, просто пожавшего плечами.

Надо вспомнить о том, что вода занимает более трех пятых земной поверхности и что наши корабли пересекают ее, следуя неизменными и достаточно узкими дорогами.

“Могло бы показаться удивительным, — писал уже в конце прошлого века старый морской волк Франк Буллон, — что такое пугливое существо, как кашалот, хорошо себя чувствует в водах Малаккского пролива, несмотря на значительное движение паровых судов. Но нельзя забывать о том, что сегодня эти корабли следуют заранее определенными путями, не отклоняясь от них, пароходные винты на нарушают морской поверхности нигде, кроме как вдоль этих морских путей. Так, например, изучение бортовых книг судов, пересекающих Красное море, показывает, что за пределами линии, соединяющей город Суэц с островом Перим, это море практически пустынно”.

Появление моторной навигации не только не расширило, а еще более сузило сферу наших морских путешествий: корабль, снабженный винтом, больше не должен принимать в расчет часто капризные попутные ветры, он может бороться с течениями, то есть его маршрут остается более постоянным. К тому же, находясь в море, часто в неблагоприятных обстоятельствах, морские путешественники не любят терять время, даже если они путешествуют для развлечения, не отклоняются от маршрута, для того чтобы посетить чем-либо замечательные места или полюбоваться пейзажем — морской пейзаж безнадежно однообразен. Если самый короткий путь между двумя портами не всегда является прямой линией, то, во всяком случае, это линия неизменная. И все навигационное искусство в том и состоит, чтобы от нее не отклоняться.

Наши представления о морских животных, обитающих на поверхности моря, в целом сравнимы с познаниями натуралиста, знакомого с зоологическим богатством области лишь на основании того, что ему удалось увидеть, путешествуя вдоль больших дорог.

К тому же, если фауна земной поверхности развивалась практически в двухмерном пространстве, то есть не принимая в расчет толщу воздушного пространства, морская фауна обитает в настоящем трехмерном пространстве. (В действительности можно не принимать во внимание воздушное пространство, обитателей которого всегда можно увидеть, находясь на земле. Вместе с тем они связаны с поверхностью земли, поскольку должны туда возвращаться для отдыха, воздух для них лишь переходная стихия. Практически плотность живой оболочки земли — биосферы — в каждой точке земной поверхности ограничена, с одной стороны, глубиной, на которую проникают в землю роющие животные, а с другой стороны, высотой самых больших деревьев. Следовательно, и над, и под поверхностью земли она ограничена лишь несколькими дополнительными десятками метров, где плотность ее значительно уменьшается). Глубина его в некоторых местах превышает, по-видимому, 10 тысяч метров, а в среднем составляет более 3 тысяч метров.