В ноздре пирамидона - [7]

Дуракин лежал, выпучив глаза: в глазах тоска и ни одной мысли, рот приоткрыт, как у рыбы на воздухе. Полтела снова громоздилось сверху. "Да что это, в конце концов!" - заорал Дуракин, оттолкнув полтела, и вскочил с кровати. "Надо ее одеть!" - застучало в мозгах у Дуракина, он схватил трусики, колготки, джинсы и быстро натянул (сам удивился потом, как быстро) на полтела. Полтела сделало ногами книксен и подошла к двери. Дуракин открыл запоры и распахнул дверь. Полтела вышла и пошла по длинному коридору, красиво вихляя бедрами. Дуракин проводил ее взглядом, пока она (оно) не скрылась в конце коридора за дверью на лестницу...

Через полгода Дуракина снова направили в командировку в Чисто-Плюйск и поселили в том же номере, хотя Дуракин если и не забыл того происшествия, то как-то сам в нем разуверился. Хотел сначала рассказать своему сослуживцу Уголовному, но Уголовный все как-то усмехивался, и Дуракин не решился. А потом и сам стал думать, что все это ему то ли приснилось, то ли померещилось. Работа была напряженной - недолго и до галлюцинаций, успокоил себя Дуракин. Ведь как бывает: если твердишь что-либо тобой выдуманное всем вокруг, то и сам постепенно уверяешься в этом. И наоборот: если о чем-либо, с тобой происшедшем, всем молчок, то и сам забываешь об этом. Итак, Дуракин все забыл и в радостном предчувствии отдыха после длительного заседания в местном филиале НИИсельпрома открыл дверь предоставленного ему одноместного гостиничного номера люкс за семь пятьдесят в сутки. Не включая свет, разделся, принял душ, надел пижаму и нырнул. "Ой" - вскрикнул Дуракин и включил бра над кроватью. Судорожно откинув одеяло, Дуракин увидел рядом с собой Полтелу, поднял глаза: на кресле рядом со столиком висели джинсы, поверх джинсов небрежно лежали черные колготки, одна гача (или как там в носке) была заштопана белыми нитками, из-под колготок выглядывал краешек белых кружевных трусиков. "Что это?" - остолбенел Дуракин и почему-то выключил бра, ощупывая рукой мягкие места полтела. И вдруг Дуракин вскочил и снова включил бра и откинул одеяло: полтело дергало ногами и било пятками в спинку кровати. Дуракин посмотрел не отрываясь на пятки, перевел взгляд на голени, икры. Что э-то? - живот у полтела являл явные признаки беременности. "Боже! - схватился за голову Дуракин. - Боже! Что же делать?!"

Вдруг лицо его приобрело бессмысленно-ожесточенное выражение. Он подбежал к окну, открыл задвижки и распахнул: по улице сновали пешеходы, катились троллейбусы и грузовики. Дуракин заметался, выскочил из номера и побежал в конец коридора, распахнул окно: за окном пустырь - весь в сугробах. "Уф!" - выдохнул Дуракин и побежал в номер. Полтела лежала по-прежнему и била ногами в спинку кровати. Дуракин схватил Полтела и потащил к двери, держа за ногу одной рукой, а другой приоткрыл дверь: никого. Дуракин выскользнул из номера и потащил Полтелу за ногу по гладкому линолеуму. Перед окном Дуракин взялся за другую ногу, размахнулся, как метатель молота, и запустил Полтелу в окно: выглянул - никого, лишь в сугробах под окном след от большого предмета. "По радио передавали сильные снегопады", - подумал Дуракин и улыбнулся.

ОН БЫЛ УПРЯМ

Он был упрям. Если на пути его было препятствие, силы его удесятерялись. Если не было препятствий - он искал их и находил. Из мухи делал слона, стадо слонов. И убивал их поодиночке. А потом хвастался: "Когда я охотился в Африке..." Мы ему верили. Или почти верили. Но в любом случае он все принимал за чистую монету, то есть все, если это были похвалы и одобрения, восхищения и т.д. Он был странный парень. А потом он пропал. Года три о нем не было ни слуху ни духу. И однажды вечером, когда я был в тревожно-пугливом настроении и ожидал кары с секунды на секунду, в окно моей комнаты постучали. Сердце екнуло - я погасил свет, отдернул штору - за окном был он - худой, небритый, щетинистая кожа на костях и бугристый череп. Я открыл.

- У тебя есть крепкий чай? Сделай крепкого чаю, - поздоровался он. Обнять его я не решился.

- Где я был? Где я не был! Я был везде. Спроси: был ли я на Марсе? Был. А в другой звездной системе? Был. А об Африках и Америках лучше не спрашивай! Они у меня вот где сидят! - постукал себя ребром ладони по выпирающей позвонками скрюченной шее.

Через три дня он ушел. Были слухи, что он умер. Я им поверил, потому что боялся. Чего? Не знаю. Я боялся.

И как и почему я не удивился, когда увидел его в фетровой шляпе, в новом коричневом плаще, в новых туфлях, с авоськами в обеих руках и с детской складной коляской, которую катил впереди него его сын месяцев трех. Он не поздоровался, хотя я понял, что он узнал, он смотрел в коляску, где лежала жирная индейка килограмма на четыре, как будто боялся, что она может улететь.

Сын его, который меня видел впервые, как и я его, узнал и объяснил: "Папа дал обет молчания. Ему посоветовала мама. Теперь он занимается моим воспитанием. Научил меня плавать раньше, чем ходить, читать - раньше, чем говорить, алгебру и химию я выучил самостоятельно. Только к чему все это?" - спросил меня его сын и посмотрел на меня с упреком. "Не знаю, брат", ответил я и, не попрощавшись, свернул в первую попавшуюся подворотню.